Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Евгений Николаевич, я… — начал Витвицкий.
Некрасов снова перебил его:
— Что «Евгений Николаевич»? Работа в милиции ведет тебя к деградации. Ты стал мыслить, как человек в погонах. Впрочем, пуркуа бы и не па?[13] Скажи лучше, как там старший лейтенант Ириша?
Витвицкий нахмурился.
— Давайте вернемся к работе.
Некрасов посмотрел на Витвицкого, понимающе улыбнулся. От этого понимания Витвицкий начал нервничать.
— Ну, давай о работе. Вы пошли по шаблону, подошли к нему, как к обычному человеку.
— Вы же сами говорили, что он обыкновенный.
— Я говорил, что он выглядит как обыкновенный человек. Но думать, что вы разговорите его методами, которыми, как выражаются в вашем ведомстве, «раскалывают» мелких жуликов, — наивно. К нему нужно подходить с другой стороны.
Витвицкий недовольно посмотрел на Некрасова.
— И что вы предлагаете?
— Для начала позавтракать, — опять улыбнулся Некрасов.
Часть VIII
Брагин шел по коридору, чуть помахивая папкой, и, судя по выражению лица, размышлял о чем-то очень позитивном, когда его догнал и практически подрезал Липягин.
— Виктор Петрович, на минутку…
— Что вам, майор? — недовольно буркнул Брагин.
— Тут такое дело… Через, — Липягин посмотрел на часы, — двадцать шесть часов нам задержанного отпускать придется. Что думаете по этому поводу?
Брагин нахмурился. Он сейчас не чувствовал себя так уверенно, как в кабинете, и слегка «забуксовал»:
— А что тут думать… — Однако долго быть в замешательстве Брагин не привык и сразу перешел в атаку: — Работать надо было лучше! Это же ваша задача — расколоть преступника, нет? Вот вы и должны… Подход найти к нему какой-то, я не знаю. Если уж нет груза неопровержимых доказательств. Ясно вам?
— Да яснее ясного. И все же?
— Вот и давайте. — Брагин повернулся, чтобы уйти. — Время еще есть.
— Я, собственно, потому и подошел. Нарисовался один вариантец, — Липягин потер подбородок.
Брагин остановился, снова повернулся к Липягину.
— Что еще за «вариантец»?
— В СИЗО, в семнадцатой камере, сидят Федорчук и Обольшин, рецидив. Сто сорок пятая и сто восьмая, гоп-стоп с отягчающими. Обоим корячиться по восьмерику. Я с ними уже… Ну, перетер, понимаете, да? Мы сажаем Чикатило к ним, они тепло и по-дружески, — Липягин хищно, широко улыбнулся, — беседуют, и он к утру пишет признательное. Чик-трак, и мяч в воротах.
— Хм, — Брагин понимающе прищурился. — Цена вопроса?
— Они ставят условие — скостить хотя бы до пяти.
— А получится?
— Есть там одна лазейка… — еще шире улыбнулся Липягин.
* * *
Когда Некрасов и Витвицкий после завтрака вошли в кабинет, Горюнов что-то писал, то и дело отрываясь и перечитывая написанное.
— Здравствуйте, товарищ майор. Давно не виделись, — доброжелательно приветствовал Некрасов.
Горюнов поднял голову, увидел профессора, улыбнулся, встал, протянул руку.
— Здравствуйте, Евгений Николаевич! Да уж, давненько. Как долетели? Устроились? Может быть, что-то нужно?
Некрасов внимательно посмотрел на Горюнова, затем перевел взгляд на Витвицкого.
— То есть пригласить меня была ваша инициатива, товарищ майор? А начальство вообще в курсе?
— Ну… в общих чертах, — усмехнулся Горюнов.
— Получается, — тонко улыбнулся Некрасов, — что мы, по сути, действуем на свой страх и риск?
Витвицкий попытался что-то сказать, но Горюнов жестом остановил его.
— Не совсем.
Он достал удостоверение КГБ, продемонстрировал Некрасову. Профессор с интересом изучил корочки, кивнул:
— Комитет государственной безопасности… Ну это меняет дело, Олег Николаевич. Хорошо, теперь я все понял. Сколько у меня времени?
— Меньше суток, — жестко сказал Горюнов и подал Некрасову папку с документами. — Тут собраны все материалы и аналитическая записка по эпизодам дела. Почитайте.
— Обязательно, — с серьезным лицом сказал Некрасов. — Мне потребуется часа два — а потом я готов с ним встретиться.
* * *
Традиция «крылечных» перекуров, введенная еще предшественником Ковалева, блюлась работниками ростовского УГРО свято. На крыльце можно было не только дышать свежим воздухом, но и разговаривать свободно, не опасаясь, что кто-то стоит за твоей спиной.
Липягин уже докуривал сигарету, когда из здания вышел Ковалев с красным, злым лицом.
— О, Семеныч! — Липягин достал пачку, протянул начальству. — Угощайся…
Ковалев навис над Липягиным, зашипел ему в лицо:
— Эдик, ты охуел?!
Липягин оторопело опустил руку с сигаретной пачкой.
— А чё?..
— Хуй в очо! Нет, ты скажи: ты совсем ебанутый? Ты нахуя… — он быстро оглянулся, не слышит ли кто: — Ты нахуя Чикатило приказал перевести в семнадцатую?! Ты чем думаешь, блядь?
— А, ты про это, — поскучнел Липягин. — Ну так а хули еще делать? Нам его завтра отпускать придется…
— Опять набой? Тебе истории с Кравченко мало было? Я тебя, дурака, тогда еле отмазал…
— Я с Брагиным все обсудил, он сказал, что прикроет, — опустив глаза, промямлил Липягин.
— Да Брагин твой! — закричал Ковалев, но тут же осекся и заговорил прежним тихим голосом. — Брагин твой орден получит и в Москву уедет. А потом сам же против тебя служебку запустит, понял? Чтобы тебя из органов поперли — и концы в воду.
— Я ж для всех старался. Как лучше хотел, — развел руками Липягин.
— Как лучше, — передразнил его Ковалев.
— И че делать? Его уже перевели…
— Да не перевели его никуда. Я отменил все. Но ты Брагину, если что, скажи, что все на мази, понял?
— А все на мази? — Липягин недоверчиво улыбнулся.
— Хуй его знает, — Ковалев посмотрел на часы. — Но больше никакой отсебятины. Уяснил?
Липягин молча кивнул.
* * *
Чикатило сидел за столом, глядя перед собой. Вошел улыбающийся Некрасов — в руках неизменный блокнот и папка.
— Здравствуйте, Андрей Романович.
— Здравствуйте, — тихо ответил Чикатило и вдруг с напором спросил: — Почему меня держат в неволе? Это произвол!
Некрасов сел за стол напротив Чикатило, положил на край стола папку, посмотрел на Чикатило с интересом. Для Некрасова он был прежде всего любопытным случаем в научной практике.
— У вас широкий словарный запас. Это редкость.
— Я имею два высших образования, — раздраженно сказал Чикатило. — Я педагог. А вы держите меня в застенках! Безо всяких оснований держите.
Некрасов раскрыл блокнот.
— Ну я-то вас нигде не держу, — сказал он. — Я три часа назад прилетел из Москвы.
Чикатило впервые оторвал глаза от столешницы и посмотрел на Некрасова. В глазах Чикатило появился заметный интерес.
— Я — ученый, Андрей Романович, — продолжил Некрасов. — В плане образования мы с вами даже отчасти коллеги. У меня тоже два высших.
— Вы писатель, что ли? — кивнул на блокнот Чикатило.
— Нет, не писатель. Я врач, — Некрасов внимательно следил за реакцией Чикатило. — Психиатр.
Чикатило вздрогнул.
— Зачем психиатр? Сумасшедшего из меня решили сделать?
— Отчего же? Полагать,