Адрес прежней семьи Остапенко прилагаю».

Я подтвердил получение письма, потом подумал и позвонил в Томск.

– Ну? – сказал родственник.

– Вася, – спросил я, – что ты на самом деле кончал?

– С бабой кончают, – сказал Вася, – я закончил Томский государственный университет. Филологический факультет. А что?

– Да нет. Ничего. А диплом ты по кому писал?

– По Шаламову, – сказал Вася, – ты мне голову не морочь. Завязывай с делами и приезжай хотя бы на недельку. Анька шанежки испечет.

– Приеду, – сказал я. – Обязательно приеду. Спасибо, брат.

Я положил ноут спать и вызвал такси по гостиничному телефону.

* * *

Этот подъезд был с кодом, но я проскочил за каким-то человеком с собакой. Благослови бог людей с собаками. Лифт двигался в железной клетке, и огромный противовес ходил туда-сюда.

На седьмом этаже я вышел, позвонил и стал ждать, уставившись в обитую дерматином солидную дверь. Глазок колол искоркой света, значит, дома кто-то есть. Сейчас не девяносто восьмой, когда молчаливый мертвец лежал под модными светильниками, в любовно обставленной квартире, со связанными обрывком провода черными вздувшимися руками, и ждал, пока серьезные люди в униформе взломают двери.

Шаги за дверью были почти неслышными. Так ходят на цыпочках.

– Кто там? – спросил тонкий голос.

Я сказал:

– Это свои. Открой, пожалуйста.

– Не могу, – серьезно сказали за дверью. – Мне мама сказала, нельзя открывать незнакомым. А вдруг ты бандит?

– Я не бандит. Но ты права, не надо. Ты что, одна дома?

– Да. Мама ушла к тете Кате. А я смотрю мультики.

– А папа?

– Папа плавает в море, – объяснили мне из-за двери.

– Тебе сколько лет?

– Скоро восемь. Это много. Но открывать все равно нельзя. Извините, пожалуйста.

– Тебя как зовут?

– Сегодня меня зовут Рапуцнель, – сказали из-за двери. – Ой, Рапунцель. Я опять спуталась.

– Слушай, принцесса, у тебя сестра есть? Старшая.

– Нет. Но мама сказала, скоро будет маленький братик. У тебя есть братик?

– Да, – сказал я.

– А ты знаешь, как они заводятся? Я знаю.

– Они заводятся по-разному, принцесса, – сказал я, – ладно, я пошел. Знаешь, Рапунцель не очень красивое имя.

– Завтра я буду принцесса Лея, вождь космических повстанцев, – объяснили из-за двери.

– Это гораздо лучше, – сказал я.

Я шел, сгорбившись и засунув руки в карманы, потому что так теплее. Страшный черный Енисей лежал по левую руку, над ним стоял плотный, как войлок, слой пара, и редкие огни другого берега едва просвечивали сквозь этот пар. Наверное, так бы мог выглядеть Стикс. Я прошел мимо высоких елей со снежными погонами на плечах, мимо пустого парка...

Рогнеда, сказал я темному небу и темной реке, нашего мира нет. Может, его никогда не было. Слишком много совпадений, слишком много неслучайностей... слишком много игры. Рогнеда, не может быть одного для всех мира, где тебе подсовывают несовпадающие версии происходящего. Где все связаны со всеми. То, что мы видим, – всего лишь собственные наши тени, растущие, укорачивающиеся... сливающиеся, делящиеся...

Если я захочу, чтобы ты была, ты ведь, наверное, будешь?

Здесь, в небесной Агарте, или в небесном Асгарде, что, в общем, одно и то же, нет ни времени, ни пространства, но есть возможность, а значит, есть надежда.

Дорога под проносящимися мимо машинами раскатывалась, как раскатывается под рукой медсестры ослепительный белоснежный бинт, однако сзади каждая волочила за собой долгий кровавый след. Темнота зализывала его, пока он не исчезал совсем.

Я и сам не заметил, как вышел на перекресток двух шумных улиц.

Я поднял голову. Табличка «Улица Вейнбаума» была припорошена снегом. В доме напротив все окна были темными, но одно светилось теплым желтым светом, и там, в этом окне я видел люстру со множеством хрустальных подвесок, движущиеся тени, двоящиеся, отражающиеся в зеркальной стене: поднятые руки, гладкие блестящие головы, выпрямленные спинки, иногда – балетную круто выгнутую стопу.

Надеюсь, мама девочки, которая выбрала для себя некрасивое имя Рапунцель, запишет ее в этот класс. Девочки, которые занимаются балетом, вырастают красивыми.

Я встал под козырьком какого-то магазина, где молчаливые манекены в витринах наблюдали за мелко семенящими прохожими печально и снисходительно, вытащил мобилу и, прикрывая ее ладонью от случайного снега, отыскал нужный номер.

– Я ждал вашего звонка, – сказал Иван Доржович Цыдыпов.

* * *

Хребет Цаган-Шибэту похож на спящего дракона, который...

Конец

Гомеровские и постгомеровские сведения об Ахилле изобилуют противоречиями, позволяющими исследователям ставить вопрос о реконструкции его более архаичного образа.

Ахилл – сын смертного царя мирмидонян Пелея и бессмертной морской богини Фетиды. Брак Пелея и Фетиды связан с так называемым «предсказанием Прометея». Вопреки наиболее популярной версии мифа титан Прометей навлек на себя гнев Зевса не столько за похищение огня, сколько за то, что он знал, кто может отобрать у Зевса верховную власть, но не открыл Зевсу это знание. Прометей, как известно, был освобожден Гераклом, но полную «амнистию» получил, только открыв тайну. Зевс ни в коем случае не должен был вступать в связь с морской богиней титанидой Фетидой, потому что ее сыну суждено было во всем превзойти своего отца, кем бы тот ни был. Поэтому Зевс выдал Фетиду замуж за Пелея, и от этого брака был рожден Ахилл.

В постгомеровской античности Фетида выступает в качестве «доброй богини», покровительствующей мореплавателям, однако мы можем попытаться снять позднейшие наслоения и реконструировать ее изначальный хтонический прообраз.

По одним источникам, Фетида была дочерью морского бога Нерея, представителя старшей линии титанов, по другим – кентавра Хирона [Мифы народов мира, 1991– 1992, Любкер, 2001], обе эти версии маркируют ее хтоническую природу. Гомер придерживается первой версии, однако косвенно подтверждает мифологическую связь Фетиды с Хироном. Именно в пещере Хирона в присутствии всех олимпийских богов состоялась ее свадьба с Пелеем, на которой обойденная приглашением богиня раздора Эрида подбросила своим более успешным родственницам яблоко раздора, приведшее к Троянской войне. Пелею же, чтобы получить Фетиду в жены, пришлось пройти ряд архетипических испытаний: он должен был не просто изловить Фетиду в морской воде, но и удерживать в объятиях, пока она превращалась то в воду, то в огонь, то во льва, то в змею. Символическое превращение морской богини в змею и версию ее происхождения от кентавра можно считать одним из аргументов в пользу ее хтонической природы.