Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щелк…
— …обнаружил дворник, который и сообщил в полицию. Несмотря на все усилия врачей…
Щелк…
— …потерял ориентацию и не вышел на орбиту. Но специалисты особо подчеркивают, что спутник был застрахован…
Щелк…
— …средний размер пенсий возрастет на одиннадцать процентов и составит пять тысяч девятьсот семьдесят четыре рубля…
Щелк…
— …и эти ужасные годы, десятилетия несвободы и тирании не сломили художника, он продолжал творить и дерзко выставлял свои работы наперекор коммунистическому режиму…
Щелк…
— …передовые технологии. По словам ученых, использование их при производстве нанотехнологического цемента позволяет значительно улучшить качество…
Щелк…
— …было выкуплено пять лет назад и с тех пор никакой ремонт не производился. Запасные выходы были заделаны, и когда начался пожар…
Щелк…
— …предложено рассмотреть вопрос об изъятии детей из семьи, поскольку уровень доходов родителей не позволяет им обеспечить должный уход…
Щелк…
— Вот что я тебе скажу, командир, начнем отступать — заградотряды расстреляют, а сдадимся — хоть какой-то шанс…
Щелк…
— …самая большая в Европе! И это бесспорное доказательство верности проводимой политики…
Щелк…
— Устрицы в этом ресторане лучшие в Москве, но вино действительно дороговато — дешевле пяти-шести тысяч ничего приличного найти не удалось…
Городецкий выключил телевизор, хотя в запасе еще оставался десяток каналов. Потер переносицу.
Те, кто говорит, что телевизор смотреть не стоит, — дураки. Просто это надо делать раз в три-четыре месяца. Тогда глаз не замыливается.
Но конечно, если смотреть с интервалом в три-четыре года — то это еще показательнее.
Он подошел к окну, посмотрел на низкое серое небо, нависающее над городом. Потом медленно повел ладонью вдоль холодного стекла.
Облака разметало, и в небе открылся просвет — крошечный глаз ясного темно-синего неба. Где-то за пеленой облаков садилось солнце.
Антон опустил руки в карманы. Достал горошины наушников, вставил в уши. Щелкнул кнопкой плейера. Выпал «Пикник».
Огнями реклам,
Неоновых ламп
Бьет город мне в спину, торопит меня.
А я не спешу,
Я этим дышу,
И то, что мое, ему не отнять.
Минуту еще, мой ветер не стих,
Мне нравится здесь, в Королевстве Кривых.
Здесь деньги не ждут,
Когда их сожгут.
В их власти дать счастье и счастье отнять.
Но только не мне,
Я сам по себе,
И темные улицы манят меня.
Он занят игрой
И каждый второй,
Да, каждый второй, замедляет свой шаг.
Но только не я,
Я весел и пьян.
Я только сейчас начинаю дышать…
Просвет в облаках затянулся. Антон поднял было руку — и опустил ее.
Все равно затянет…
Он прошел на кухню, открыл шкафчик и извлек из него початую бутылку коньяка. Воровато оглянулся, налил немного в пузатый винный бокал и варварски, залпом выпил.
Бутылка издала сокрушенный вздох. Антон прищурившись посмотрел на нее, определяя авторство заклинания.
Светлана.
Антон налил вторую порцию, спрятал вздыхающую бутылку в шкаф и прошел в гостиную. Встал у застекленного шкафа, изучая стоящий на полке деревянный кубок.
Конечно, подобного рода артефакты стоило бы хранить в офисе Дозора. Но за неделю изучения никто из аналитиков так и не выяснил, как можно считать таящееся в кубке пророчество (и есть ли оно там вообще), а квартира двух Высших Иных (и даже трех, если считать Надю) по факту защищена почти от любого вторжения.
Так что кубок Эразма по предложению Гесера вернули Городецкому. Вернули без энтузиазма — Инквизиции очень не понравилось, что Антон не попытался вызвать их для захвата Арины. Но у Гесера нашелся убедительный довод — Эразм мог каким-то образом настроить кубок так, чтобы пророчество открылось только Городецкому.
У Гесера, если он этого хотел, всегда находился убедительный довод.
Антон некоторое время смотрел на кубок, потом открыл шкаф и взял его в руки. Приложил к одному уху, к другому. Потом прошел на кухню, плеснул на дно кубка коньяка и выпил.
Пророчество, разумеется, не открылось.
— Папа?
Погруженный в раздумья, Антон стоял с кубком у окна и не сразу заметил, что из школы вернулась Надя.
— Что, доча?
— Ты… — Надя демонстративно принюхалась, но спросила дипломатично: — Облака разгонял?
— Было дело. Немножко.
— Я заметила.
Надя переминалась с ноги на ногу у дверей. То ли хотела что-то спросить, то ли, наоборот, сказать. Антон посмотрел на дочь и вдруг — совершенно неожиданно — понял, что его дочь уже не совсем ребенок, что она ступила на ту таинственную тропинку, что уводит из детства в юность и на которой остаются брошенными и забытыми говорящие куклы, плюшевые мишки и любимые родители…
Надя на эту тропинку только вступила, но с нее уже нет и не будет возврата…
— Ты хотела что-то спросить? — сказал Антон.
— Папа, вот этот кубок… Я его тоже трогала.
Антон кивнул, понимая, что речь не о физическом прикосновении.
— Мне кажется, там что-то есть. Но очень хорошо спрятано, ни хитростью, ни силой не достать.
— Если бы хватало хитрости или силы, в Инквизиции бы все поняли, — кивнул Антон.
— Мне кажется, там какой-то хитрый спусковой механизм, — продолжала Надя, ободрившись. — Надо сделать что-то такое, о чем никак не подумаешь. Чего не станешь делать. И тогда пророчество откроется.
Антон посмотрел на кубок в своей руке.
Потом кивнул.
— Тогда, наверное, нам его никогда не узнать.
— Ты расстроен?
— Нет, — сказал Антон. — Не очень. Точнее — совсем нет.
Парень был славный, из молодых, пришедших в Дозор в прошлом году и мечтающий стать оперативником. Честный четвертый уровень и все шансы еще подрасти. Звали его Александром, еще недавно он учился в МАИ и мечтал стать космическим инженером. Из таких только Светлые и получаются, потому что в 2012 году в России мечтать стать космонавтом могут либо совсем дети, либо блаженные.
— Антон Сергеевич, — он очень старался говорить спокойно и собранно, но в голосе все равно что-то подрагивало. — А вы уверены, что они придут сюда?