Все, затаив дыхание, наблюдали за тем, как Вито молча слушал Кароллу, не произнося ни слова в ответ. И вдруг он напрягся и вымолвил, вложив в голос всю силу убеждения, на которое был способен:

– Он здесь, Полли. Говорю тебе, он сидит передо мной… Да, у меня в номере. Послушай, приезжай сюда, и мы обсудим это дело… Я сказал, мы поговорим, когда ты приедешь… да.

Вито положил трубку и посмотрел прямо на Лучано.

– Он обвиняет тебя, мой друг. Когда я сказал ему, что ты здесь, это лишь немного охладило его пыл… Он потерял много миллионов, и ему нужно время, чтобы восстановить утраченное. Он будет просить об отсрочке по платежам. Я думаю, нам необходимо собрать Комиссию, и чем скорее, тем лучше. Как только Каролла вернется в Нью-Йорк.

Лучано вышел из отеля и отпустил шофера, сказав, что хочет прогуляться и подышать свежим воздухом. Его тщательно продуманный план провалился. Поскольку Каролла остался жив, все усилия бессмысленны. Теперь ничто не переубедит мерзавца в том, что это дело рук Лучано. Он и так ходил по тонкому льду, а сейчас в нем стали заметны трещины, которые становились все больше и больше, так что под подошвами ботинок ощущалась холодная мутная вода.

Каролла никогда не был пьяницей, однако с тех пор, как приехал в Нью-Йорк, не расставался с бутылкой. По ночам ему снились кошмары: он видел, как «альфа-ромео» взлетает на воздух, но на месте телохранителя был он сам, и от взрыва его жирное тело лопалось, как надувной шарик.

Главы семей устали от его безрассудных обвинений в адрес Лучано. Каролла требовал сбора всех американских боссов, которых раздражали его бесконечные телефонные звонки и навязчивость. Они подозревали, что он еще не пришел в себя после пережитой трагедии, однако его угрожающие тирады казались им опасными. Каролла пустил в ход все свои связи, чтобы добиться согласия глав семей, которые понимали, что при создавшейся ситуации устраивать большой сбор неразумно и рискованно. Но Каролла не хотел слушать никаких увещеваний. Он не мог представить доказательств вины Лучано в своем разорении и попытке убийства, но отказаться от этой мысли был не в силах.

* * *

Лучано остался в Нью-Йорке ждать результатов. Он не сомневался, что Организация пошлет людей к Робелло выяснить его причастность к делу, и молил бога, чтобы молодой человек остался верен данному слову и хранил молчание. Организация относилась к Лучано с большим подозрением. Боссы могли в любой момент единодушно выступить против него. Интересно, выдаст ли его Робелло? Тогда Лучано не поздоровится: сговора ему не простят.

Главы Комиссии были вынуждены призвать Лучано и Кароллу одновременно и устроить подобие очной ставки. Лучано приказали вылететь в Неваду для встречи с шестью наделенными особыми полномочиями главами семей. Его сопровождали два телохранителя, которые не спускали с него глаз даже тогда, когда Лучано, поселившись в отеле, принимал ванну и переодевался. Затем они отвезли его по секретному адресу. Охрана держалась с Лучано с подчеркнутым уважением и сообщила, что Каролла также вызван Комиссией, но он понимал, что ему надлежит предстать перед судом. Вопрос в том, есть ли у них доказательства его причастности к взрывам в Палермо.

Лучано проявил недюжинное самообладание перед лицом боссов. Спокойствие было главным его оружием в борьбе за свою жизнь: малейшее смущение или сомнение в его ответах означало бы проигрыш. Лучано бесстрастно опровергал все обвинения своего кровного врага.

Его алиби – присутствие в Нью-Йорке на свадьбе сына – выглядело убедительно. Он подтвердил, что у него были личные мотивы ненавидеть Кароллу и желать ему смерти, о чем он и сообщил на последней Комиссии, где ему отказали в законном возмездии. Однако казалось, что Каролле удалось заранее настроить боссов против Лучано и внушить им, что именно он организовал войну в Палермо.

Комиссия выслушала Лучано не перебивая. Показания гостей, присутствовавших на свадьбе его сына, были тщательно собраны и запротоколированы. Лучано постарался, чтобы в их числе оказались уважаемые, пользующиеся доверием Организации боссы, свидетельства которых не могли быть подвергнуты сомнению.

Дженовезе Риццио налил в бокал воды и, протянув его Лучано, спросил в лоб, насколько хорошо он знаком с Энтони Робелло. Его глаза при этом впились в лицо допрашиваемого. Лучано призвал на помощь всю свою выдержку и невозмутимо повторил слово в слово все то, что говорил при встрече с Вито.

Риццио кивнул и поджал губы:

– Я вернулся из Палермо два дня назад. Перед отъездом я виделся с Робелло. Он клянется, что ничего не знает ни о бомбах, ни о Каролле. Вито считает, что это его рук дело, и большинство ребят придерживаются такого же мнения. Робелло все отрицает, но ни для кого не секрет, что он рвется на наркорынок. А ты что думаешь, Лучано? Это может быть он? Робелло уверен, что ты был в Палермо все это время, и мне не удалось его переубедить. Какая-то чертовщина! Что ты на это скажешь?

Лучано равнодушно пожал плечами и налил себе еще воды. Его рука даже не дрогнула.

– Я не знаком с Робелло. Мы встречались только однажды в Гаване. Вот и все. Как по-вашему, сколько нужно людей, чтобы начать войну? Как я мог это сделать, если все мои лучшие парни в Штатах, а сыновья – здесь, в Риме и в Атлантик-Сити? И еще, назовите мне хотя бы одну причину, по которой я хотел бы уничтожить Кароллу, кроме той, что я всем сердцем ненавижу этого сукина сына? Что бы я выиграл? Я никогда не занимался наркотиками и не собираюсь начинать. Я давно предупреждал вас, что этот грязный бизнес до добра не доведет, так что теперь не жалуйтесь. – Он сделал глоток воды в полной тишине. – Предоставляю вам самим выяснить, замешан в этом Робелло или нет. Это не мое дело. Я потратил годы жизни и тысячи долларов, чтобы наладить отношения с властями и политиками, чтобы организовать законный бизнес. И ради чего? Чтобы вы сегодня допрашивали меня здесь, как мальчишку, которого только что выбрали главой?

Риццио подошел к Лучано и пожал ему руку:

– Спасибо, Роберто. Счастливо тебе добраться домой. Мы сами разберемся с Робелло. Не сомневайся, мы все тебя уважаем и ценим то, что ты согласился принять наше приглашение. Мы не доставим тебе больше беспокойства. Arrivederci[3].

Лучано забрал свое пальто и направился к двери. Здесь он на мгновение задержался и, оглянувшись, обвел собравшихся холодным, высокомерным взглядом, после чего вышел из комнаты.

– Пожалуй, второй раз вызвать его сюда уже не удастся, – вздохнул Риццио, крутя в руках авторучку. – К сожалению, этот парень действительно силен. Он всегда делает по-своему, и, готов поклясться, с ним нельзя не считаться: мы многим ему обязаны и нуждаемся в нем. В его руках монополия на торговлю в Палермо, да и на всей Сицилии второго такого могущественного дона нет. И все же он по своей воле приехал на Комиссию и согласился отвечать на наши вопросы. Робелло, я думаю, тоже чист. Он отрицал даже свое знакомство с Лучано, но что-то здесь не сходится. Доставьте сюда Кароллу, надо потрясти его хорошенько. Тем более что он явно не в себе и наверняка выложит все.