Он произнес эти слова вполголоса, со стыдливым восторгом старой девы строгих правил, оказавшейся в руках умелого соблазнителя. Фалько задержал на нем взгляд, а потом взял со стола свою чашку с чаем. Он вспоминал ледяное бесстрастие Пакито Паука, струю крови, хлынувшую из перерезанного горла Хуана Трехо и едва не забрызгавшую ему башмаки, сонную артерию Евы, пульсировавшую под его губами.

– Ну, ясно, – пробормотал он. – В этом роде…

Чай, оказалось, остыл. И отдавал горечью.

День выдался нежаркий и пасмурный. Распрощавшись с консулом и Навиа, Фалько направился к дому своего радиста по крытым узким улочкам рынка. В этот час там было людно – лоточники в бурнусах зычно предлагали свой товар, европейские дамы в шляпах и мавританки с закрытыми лицами несли корзины с покупками. Пахло сырым мясом, рыбой, свежей зеленью, зрелыми финиками, арабскими специями.

Проходя мимо прилавка, он увидел, как торговец, по просьбе покупателя отрубив голову курице, придерживает за лапы ее бившуюся в судорогах тушку, покуда кровь стекает в подставленный лоток. Фалько не нуждался в ассоциациях такого рода, но все же при виде этой сцены инстинктивно огляделся. Он не питал особенных иллюзий по поводу визита Евы и того, как сложится в дальнейшем этот день. Он обещал быть тяжелым, а в его мире трудные дни неизменно оказывались днями опасными.

При моей профессии, ухмыльнулся он про себя, спокойным будет только день моих похорон.

Но для него это было вовсе не плохо. Напротив, ему нравилась такая жизнь. Когда адреналин выбрасывается в кровь и пересыхает рот перед каждым новым вызовом, когда совершенно неизвестно, дойдешь ли до цели, блуждая в тех краях, где на кону стоит жизнь или смерть, – все это необычайно просветляло ум и вызывало блаженство, схожее с тем, как после действия анальгетиков стихает боль, смолкает барабанная дробь в висках, и можно вдруг взглянуть на мир из безмятежного далека.

Как ни странно, риск, напряжение, страх наполняли Фалько жизненной силой, спасали личность от распада. Контрабанда оружия через Черное или Эгейское море, полицейские облавы в Софии, Белграде или Барселоне, фальшивые документы, ночные переходы границ во взбаламученной Европе… Это пробуждало в нем чувство, близкое к счастью, несопоставимое с обыденными удовольствиями вроде комфорта, отдыха, вкусной еды или секса. Любопытные синонимы находил Фалько для слова «опасность». И ничто на свете не окрыляло его так, как погружение в нее и необходимость собрать свои лучшие свойства – характер, инстинкт, навык, без которых не выживешь. Ничто не даровало ему столь полного, столь острого удовлетворения, как осознание того, что его хотят убить, хотят – и не могут.

И вот, приведя в боевое положение это чувство, насторожившись, действуя автоматически, как приучила его давняя привычка к опасности, впечатанная во все органы чувств, он вышел на Соко-Гранде, остановился у газетного киоска, купил «Депеш» и, делая вид, что просматривает ее, оглядел вереницу экипажей и такси вдоль тротуара, людей у мангалов, где готовились на углях мясо и сардины, бродячих торговцев, сидевших на корточках в тени деревьев и под навесами. Он высматривал притаившихся врагов, которые подтвердили бы, что жизнь его именно такова.

Прошлым летом, по возвращении из красного Мадрида, где он оказался на волосок от смерти – ему поручили ликвидировать двоих, и он выполнил задание, хотя и сам едва не погиб, – адмирал сказал ему: «Тебе поразительно подходит слово, которое сейчас в большой моде и употребляется к месту и не к месту, – “психопат”. Так что даже не сомневайся, мой мальчик, это именно ты. Поверь моему галисийскому глазу – самый что ни на есть натуральный психопат. На всех войнах люди убивали себе подобных, но такого зверства, как на этой, не было никогда. И с той стороны, и с нашей. И буквально в мгновение ока палач превращается в жертву. А жертва – в палача. Вот и выходит, что эта война будто нарочно придумана для нас, испанцев, и особенно – для тебя. Совершенно идеально подходит для преступных личностей – бессовестных, бесчестных и бесславных».

Не обнаружив Вильяррубию в «Кафе де Пари», Фалько удивился. Радист был юноша дисциплинированный и раньше никогда не опаздывал. Фалько снял шляпу, присел за столик, прислонившись спиной к стене, так, чтобы держать в поле зрения вход и улицу, спросил стакан молока и некоторое время провел в ожидании, покуда чистильщик обуви наводил глянец на его башмаки. Через десять минут поднялся и покинул кафе. Что-то явно пошло не так.

Он медленно брел по правой стороне бульвара, держась как можно дальше от бордюра и проезжавших мимо автомобилей. И размышлял об этой новости. Инстинкт советовал быть настороже, а вернее, это происходило само собой, на уровне рефлексов. Он не знал, нет ли за ним слежки, и потому тот непринужденный и беззаботный вид, с каким он шел к дому № 28, был чистейшим притворством: на самом деле с едва ли не кошачьей чуткостью Фалько ловил малейший признак опасности, самый ничтожный намек на угрозу. На полдороге повернул обратно – якобы затем, чтобы взглянуть на витрину агентства Кука, где заманивали в казино Монте-Карло и к египетским пирамидам, – и сумел незаметно, но внимательно оглядеть и улицу, оставшуюся позади, и ее отразившуюся в стекле противоположную сторону. Но ничего подозрительного не заметил.

Войдя в полутемный подъезд, он, как всегда, проверил, дослан ли патрон, и снова спрятал браунинг в кобуру. Потом осторожно поднялся по лестнице к двери – она оказалась заперта. Пошел наверх, на последний этаж, убедился, что там никого нет, и вернулся к квартире. Стараясь действовать бесшумно, достал собственный ключ, вставил его в замочную скважину. С пистолетом в правой руке левой плавно потянул дверь на себя, переступил порог и шаг за шагом обследовал квартиру. Никого.

Пряча пистолет, Фалько заметил нечто необычное. На столе не стояла рация, и антенна не была перекинута через люстру, хотя Вильяррубия каждый раз перед встречей в «Кафе де Пари» загодя готовил оборудование к работе. Тем не менее Фалько, открыв шкаф, обнаружил там чемодан со всем оборудованием. Постель в спальне была аккуратно застелена, на кухне не обнаружилось остатков завтрака. Это указывало на то, что юноша, по всей видимости, отсутствовал дома с вечера. Фалько снова и очень внимательно осмотрел квартиру, отыскивая признаки хоть чего-то, – и ничего не нашел. Прячась за жалюзи, оглядел улицу из окна. И там тоже не было ничего подозрительного.

Нет, это уже не «что-то явно пошло не так», сказал он. Это внятный сигнал тревоги. На мгновение Фалько замер, стараясь спокойно разобрать возникшую ситуацию. Понять, что надлежит делать. Ева Неретва провела ночь с ним, в номере отеля «Континенталь». Радист дома не ночевал. Какое забавное совпадение – особенно если учесть, что в этой работе совпадений не бывает, а успокаивать себя, объясняя дело случайностями, которые неизменно образуют ничтожнейшую часть интриги, могут только слабоумные.

Сделав такой вывод, не доставивший ему особой отрады, Фалько направился к двери, открыл ее и вышел на площадку. Он продолжал напряженно осмысливать ситуацию и, наверно, поэтому допустил небрежность. Совершил ошибку.

Потому что в следующую минуту на него напали.