Констанца, которая проплакала, с небольшими перерывами, весь день, бросилась ему на шею. Покрывая её лицо поцелуями, он шептал, как сильно любит её, как скучает и мечтает поскорее окончательно закончить дело о заговоре против короны, чтобы заняться личными делами.

Она рассказала о приезде его матушки и, рассказывая, снова заплакала. Но он не казался расстроенным. Усадив её к себе на колени, он потёрся носом где-то у неё за ухом и, перебирая губами волосы на виске, задумчиво сказал: — не плачь, моя хорошая, я знаю, что нужно сделать, чтобы король утратил интерес к нашему браку. Скоро я разделаюсь с заговорщиками, и мы поженимся. Ты мне веришь?

Вместо ответа она крепко обняла его и подставила губы, которые он долго и с удовольствием целовал.

* * *

Леди Эмилия больше не приезжала к отцу. Лорд Касилис вскользь сообщил Констанце, что Ален пригрозил матери разрывом всяких отношений, если она не оставит его невесту в покое. Было непонятно, поддерживал Его милость внука, или осуждал.

Констанцу удивляло, что леди Эмилия называла отца «Его милостью», а не папой, и она как-то спросила его об этом. Лорд Касилис вначале посмеялся, а потом сообщил, что это всё спесь и гонор благородных лордов. На самом деле, он никогда не возражал против того, чтобы дочь звала его папой, что, собственно, она и делает, но только наедине.

После этого разговора Констанца подумала о том, что многие правила поведения в обществе ей ещё неизвестны, хотя лорд Касилис сдержал слово и пригласил к ней учителей. Весь прошедший месяц она прилежно разучивала модные танцы, нещадно терзала старенький клавесин, стоящий в малой гостиной и, под руководством чопорной старой девы, осваивала премудрости этикета. А ещё Его милость пожелал, чтобы она научилась ведению домашнего хозяйства, для чего ей было велено ежедневно в течение двух часов помогать домоправительнице в проверке счетов, поступивших от торговцев.

Учитель танцев хвалил её и говорил, что у неё природное чувство ритма и хороший слух. Тем не менее, клавесин ей не давался, и учитель музыки отчаялся продвинуться с нею сколь — нибудь дальше разучивания простеньких пьесок.

Зато Констанца с удовольствием слушала старого, с длинной седой бородой, учителя естественных наук. Порой, рассказывая ей о загадках природы, он входил в раж и бегал по её гостиной, потрясая кулаками над головой или возмущённо дёргая себя за бороду. К слову сказать, он начисто отвергал хитрый умысел Всеблагого в деле создания таинственных явлений, таких как сверкание молний в грозу, извержение вулкана в горах Закатного королевства и многих других. Он утверждал, что это всего лишь явления природы, и людям предстоит их изучить.

Лорд Касилис, кажется, тоже любил слушать старого учителя. Он часто вступал с ним в спор, и тогда Констанца, затаив дыхание, с восторгом внимала яростным речам обоих спорщиков. Но, конечно, её симпатии оставались на стороне Его милости.

Как — то раз, за несколько минут до начала обеда, дверь зала распахнулась, и в неё, не торопясь, вошёл невысокий, лысоватый, с иронически поджатыми тонкими губами мужчина.

Несмотря на средний рост, держался он очень высокомерно и, окинув Констанцу холодноватым взглядом бледно — голубых глаз, отвернулся. Лорд Касилис весело сказал: — знакомься, Констанца, это мой зять и отец Алена, лорд Николс!

Его милость небрежно кивнул и, усевшись на стуле, который услужливо пододвинул слуга, обратился с каким — то вопросом к тестю.

Констанца исподтишка рассматривала его, удивляясь, насколько родители Алена не похожи друг на друга.

Если леди Эмилия была яркой, привлекающей внимание, то в облике Его милости не было ничего, за что мог бы зацепиться глаз. Светлые, с сединой, волосы, почти не прикрывающие лысеющую макушку, бледно — голубые, как летнее выцветшее небо, глаза, ироничная усмешка на тонких губах. Но Констанца помнила, с каким уважением Ален рассказывал ей об отце и о той глубокой, проверенной временем любви, связывающей родителей.

С тех пор лорд Николс довольно часто приезжал обедать в резиденцию Главы Тайного Совета. Он уже не смотрел презрительно на Констанцу, а порой даже удостаивал её какого — нибудь вопроса.

* * *

Однажды Ален не появлялся у деда целых три дня. Шёл второй месяц, как Констанца поселилась у лорда Касилиса. Она приуныла, всё валилось из рук. На четвёртый день он приехал к обеду, хмурый и неразговорчивый. За столом всё молчал, на вопросы отвечал отрывисто и односложно. Девушка в растерянности смотрела на него. Он поднял голову от тарелки, через силу улыбнулся: — не обращай на меня внимания, Констанца. — Лорд Касилис понимающе сказал:

— привезли?

Ален молча кивнул, презрительно скривился: — их ещё и не допрашивали, а они уже друг на друга вину сваливают.

— Своя — то шкура дороже! — Лорд Касилис расхохотался.

Обед прошёл невесело. Ален молчал, думая о своём и, кажется, даже не замечал, что ест. Хозяин не докучал ему разговорами, а после обеда они оба ушли в кабинет и плотно прикрыли за собой дверь.

Констанца грустно вздохнула и вместе с данной Ольгией отправилась гулять по парку. Весна была в полном разгаре, ярко светило солнце, и снег стремительно превращался в грязные лужи. Они медленно брели по аллее, освободившейся из — под снега и подсыхающей в лучах горячего солнца. Констанца думала об Алене и арестованных заговорщиках. Она даже немного позлорадствовала, вспомнив, сколько они натерпелись по вине лорда дар Феррена.

Когда они с данной Ольгией вернулись в дом, Ален уже уехал. Лорд Касилис тоже был задумчив и попросил Констанцу почитать ему тот философский трактат, который они никак не могли одолеть: — мне под него лучше спится! — Сказал он со смешком.

День тянулся медленно, наконец, наступил вечер, и пришло время спать. Констанца рано улеглась в постель. Она неважно чувствовала себя. По утрам стало подташнивать, резче чувствовались запахи, а недавно её чуть не вырвало, когда, забежав зачем — то на кухню, она почувствовала, как неприятно пахнет жареная морская рыба.

По утрам она подолгу вглядывалась в зеркало, страшась появления ужасных коричневых пятен на лице, но их, пока, не было. Живот по-прежнему оставался плоским, и она облегчённо вздыхала, прислушиваясь к себе.

* * *

Постучав и получив разрешение войти, данна Ольгия тихо открыла дверь в покои хозяина. Тот, в тёплом халате из мягкой шерсти задумчиво сидел в кресле перед камином, глядя на огонь. Несмотря на весну, в доме было холодно.

Его личный слуга, данн Мэттью, почти такой же старый, как Его милость, неслышно ступая вышел из спальни и неодобрительно посмотрел на Ольгию. Он всегда не одобрял, когда к хозяину приставали с вопросами или просили что — то сделать.

Лорд Касилис вопросительно посмотрел на женщину. Она замялась: — Ваша милость, я не знаю, должна ли я говорить вам…, - он продолжал выжидающе на неё смотреть, и она решилась: — Констанца, она…, Ваша милость, она беременна!