Тут вдалеке показался еще один автобус. Ольга обрадовалась – и напрасно.

На третьей остановке в салон ввалились двое уголовного вида парней в кожаных куртках и тренировочных штанах, и вокруг мгновенно разлился густой запах перегара. Похоже, они всю ночь отмечали то ли досрочное освобождение (в отношении этих двоих – явный недосмотр властей), то ли удачный побег, и до сих пор все никак не успокоятся, ощущая себя всемогущими.

Прогнав двух старушек, они развалились на сиденьях впереди Ольги. Рядом уже не было ни одного пассажира: часть перекочевала поближе к кабине водителя, другая – в противоположный конец салона. Ольга никуда не двигалась и на суету не обращала внимания, занятая своими мыслями.

Думая о том, как бы не опоздать, Ольга не заметила, как внимание быков переключилось на нее. Они сидели совсем рядом, прихлебывали бутылочный «Старый мельник», пялились, дышали на нее и громко и скабрезно обсуждали ее внешность. Один что-то спросил заплетающимся языком и, когда она не ответила, легонько шлепнул лапищей ее по лицу:

– Ты что, соска, оглохла? С тобой люди разговаривают.

Она скривилась презрительно:

– Это вы люди? – и резко дернула плечом, стряхивая ладонь второго. – Пошел ты, ублюдок.

Быки мгновенно напряглись.

– Что сказала, сучка?..

Повторить она не успела: сидящий напротив отвесил ей сильную, тяжелую оплеуху, потом вторую, зацепил переносицу. В носу мгновенно стало горячо, он как будто увеличился. Ольга, уворачиваясь, запрокинула голову, не давая крови запачкать дубленку; сквозь звон в ушах доносилось хриплое:

– Ты с кем разговариваешь, профура? Ты на кого хавальник разеваешь?!

До метро оставалась одна остановка. Оглушенная, Ольга порывалась подняться, видя, что ни один из мужчин, стоящих в группах пассажиров впереди и позади салона, не сделал и движения, чтобы ей помочь; она все рвалась, но второй бандюган, нависший гад ней, давил ей на плечо, глумливо нашептывал:

– Не рвись, сучка... С нами поедешь... Мы же контролеры, никто спасать тебя не сунется...

Сидящий напротив ударил ее снова.

Никто тебя не спасет. Она поняла, что это правда. В ушах шумело, а в глазах на мгновение стало черно от ярости. Какие контролеры, мелькнула мысль, вы же урки!

Она резко подалась назад – ладонь пролетела мимо, – одновременно каблуком сапога изо всей силы наступая на раскисший, весь в белых разводах, ботинок стоящего рядом быка. Он завопил и выпустил ее плечо. Ольга вскочила и, выхватив у него недопитую бутылку, со всех размаха ударила ею сидящего парня – того, который ее бил. И тут же снова запрокинула голову, не давая крови литься.

Сидящий бандюган вздрогнул всем телом и обмяк; по его голове и лицу потекло пиво, смешиваясь с кровью; бутылка разбилась, в руке Ольги осталась выразительная «розочка».

Впереди завопили несколько женщин.

Автобус остановился, распахнулись двери.

Тот, которому она наступила на ногу, сунулся было к ней, но Ольга выставила перед собой «розочку» пивной бутылки и, задыхаясь и шмыгая носом, сказала:

– Ну, иди...

Кровь уже лила из ее носа через пальцы, заливая шарф и дубленку.

Бык подался назад, подхватил приятеля, который приходил в себя и теперь мычал и выл, держась за голову. Вместе они вывалились из автобуса.

Ольга уронила «розочку» и, ничего не видя перед собой, упала на сиденье. Она пришла в себя только тогда, когда над ней склонился водитель, осторожно вытирая платком ее залитое кровью лицо и дубленку.

– Очень хорошо, что вы приехали, спасибо, – сказал Виктор, подходя и протягивая Косте руку. Тот пожал ее. – Прошу к столу.

Костя сел на стул. На соседнем устроился Иван. Виктор всем, кроме мальчика, налил шампанского, а Ивану – сок. Маша накладывала Косте по ложке салатов и бутерброды с икрой. Сын налил ему спрайт. Семейная идиллия, подумал Костя с усмешкой.

– Давайте выпьем за Новый год, – сказала Маша, поднимаясь. – Пусть все, чего мы ждем и на что надеемся, все хорошее, светлое, радостное обязательно случится в этом году. Прошлый год был тяжелым, високосным. Ничего, он завершился, и дальше все будет очень хорошо...

Они чокнулись вчетвером: взрослые шампанским, ребенок соком. Зазвенели бокалы.

Костя сделал два глотка и поставил бокал на стол. Он переводил взгляд с Маши на Виктора и обратно, ощущая царящее за столом напряжение. Даже Ванечка был непривычно молчалив, ел, уставясь в тарелку.

– Как успехи в поиске работы? – вежливо поинтересовался Виктор.

– Нормально... Слушайте, я вообще-то ненадолго. Вань, ты не наедайся особенно, нас бабушка ждет. Обещала пироги.

– Правда? – Сын тут же отложил вилку: он очень любил пироги бабы Лены.

– Посиди немного, успеете, – сказала Маша Косте. – Мы тысячу лет не виделись.

– Ты что-то хотела мне сказать. Говори быстрее, и мы поедем.

– Поешьте, Костя, – сказал Виктор.

– Я сыт, только что из дома. Так какая тема? Вы женитесь?

Маша посмотрела на него серьезно.

– Да, – сказала она. – Вчера Виктор сделал мне предложение, и я его приняла.

– Я люблю Марию, – сказал Виктор. – И вашего сына тоже.

Костя покачал головой:

– Надо же... И когда вы только успели полюбить их обоих...

За столом повисло молчание.

– Ваня, мы едем к бабушке, она нас уже ждет, – негромко сказал Костя. – Одевайся тепло, на улице двенадцать градусов.

– Я могу вас отвезти, – сказал Виктор.

– О, что вы! Это слишком большая жертва.

– Кость, не паясничай, а? – попросила Маша.

– Мы прекрасно доедем на метро! – сказал ей Костя. – Ваня, я кому сказал – одевайся!

Мальчик не двинулся с места.

– Наземный транспорт плохо ходит, – сказала Маша спокойно и сделала глоток шампанского. – Я хочу, чтобы вас отвез Витя.

– А-а, – сказал Егоров, – понятно... Ты боишься, что я куда-нибудь увезу сына и спрячу. Как в фильме «Экипаж». Друзья, я, слава богу, не выжил из ума. Если твоя жизнь устроена, Машка, я рад. Все довольны, все смеются...

– Пап, я не хочу, чтобы они женились, – подал голос Иван. – Запрети ей.

– Странно, сынок, – Костя обнял Ваню за плечи, – тебе ведь нравился Виктор. Он добрый, дарит игрушки, фотоаппарат... – Ему вдруг вспомнились слова, сказанные Максим Максимычем в банке недавно совсем по другому поводу. – Покупает, так сказать, лояльность... И я не могу маме ничего запретить, она взрослый самостоятельный человек.

Мальчик вывернулся из его объятий.