Ольга отступила на несколько шагов. Князев налетел на нее как ураган и схватил за плечи.

– Ты где была? Где ты была, я тебя спрашиваю?!! – Он был зол и, кажется, напуган.

– Э, – негромко сказал Стас со своего места, – полегче.

Вадим выпустил Ольгу и повернулся к Стасу:

– А ты кто такой?

– Воспитанные люди, – сказал Стас со значением, – сначала здороваются. Я понимаю, что эта девушка тебе нравится, но не стоит трясти ее и орать. Она пережила стресс, а я... очень не люблю бить незнакомых мне людей.

Из всей тирады возбужденный, запыхавшийся Вадим уловил только слово «стресс». Он снова повернулся к Ольге:

– Что произошло?

– Я гуляла ночью, – ответила она. – На том берегу. Оступилась и... упала в воду. Стас меня вытащил.

– Мне точно пора ехать, – сказал Стас, направляясь к двери.

– Подожди! – рыкнул Вадим, вытягивая руку в его сторону. Стас остановился. – Ты правда спас ее?

– Если хочешь меня за это поцеловать, то извини: я не только стараюсь не бить незнакомых мужчин, но и не целуюсь с ними. – Он обошел Вадима и исчез за дверью.

– Вадим Андреевич! – крикнул с улицы Сева. – Этот парень вам не нужен?

– А ты что, хочешь попробовать меня задержать, мальчуган?.. – добродушно прогудел Стас.

– Пусть идет!.. – Вадим смотрел на Ольгу. – Ты всех напугала.

Она слабо улыбнулась:

– У меня талант...

– Он кто?

– Стас? Грузчик в мебельном салоне в Севастополе. Он случайно увидел, что я оступилась, прыгнул за мной и вытащил.

В дом заглянул дядя Женя:

– Оленька, как дела?..

– На улице постой! – крикнул ему Вадим. – Сплошные случайности... С чего тебя понесло ночью на тот берег? Как можно было оступиться и упасть в воду, если дорога везде огорожена?

– Разреши, я составлю подробный отчет – в письменном виде, в трех экземплярах? – насмешливо сказала Ольга.

– Но телефон-то ты зачем выбросила?!

Она посмотрела на него удивленно.

– Один из охранников на набережной видел, сказал Севе, – неохотно пояснил Вадим. – Они ж тут все кореша... Честно говоря, мы переполошились...

– Тебе возместить?

– При чем здесь?!.. – взвился он и сразу сник. – Просто это был мой подарок...

– Вадим, мне плохо сейчас. Ты не мог бы уйти?

– Я хотел...

– Пожалуйста.

Он повернулся и, не прощаясь, вышел из дома. Дверь захлопнулась.

На улице он сказал Севе:

– Побудешь пока тут, во дворе. Под окнами не маячь. Выйдет – посмотришь, куда направится. – Взглянул на капитана, стоящего в стороне: – Черт, какая тоска... Пойдем, дядя Женя.

– Что с тобой? – спросил капитан доро́гой. – Я перестал тебя узнавать.

– Она абсолютно безбашенная, – жестко сказал Князев, – но я не хочу ее потерять.

Оставшись одна, Ольга неверной походкой добрела до тахты, упала на нее и разрыдалась.

* * *

В недавнем разговоре с Померанцевым Костя не покривил душой: куда бы ни шел, ни ехал, чем бы ни занимался, он думал о книге, сочинял ее, насыщал красками, мелкими деталями, событиями, новыми персонажами. Она росла, даже если он физически не писал ее; жила рядом, стала близким существом. Все окружающее было почти невещественно; люди – всего лишь тени, фантомы. Настоящими были только он, автор, и его творение.

Двадцать третьего декабря он, проезжая мимо старой работы – банка, – не выдержал и заскочил проведать.

Банк жил, но ужался, скукожился до размеров скворечника. В операционном отделе две трети рабочих мест пустовало, а по оперзалу бродило несколько невесть как попавших сюда посетителей. В здании некогда деятельной, активной организации теперь было непривычно тихо. Из хозяйственного управления, Костиного детища, сделали отдел, в котором работало двое непонятно чем занимающихся сотрудников, а начальником был невразумительный плешивый мужичок с бегающими глазками, которого Егоров не знал. Пять минут поговорив с Костей, мужичок сослался на занятость и ушел.

Егоров заглянул к безопасникам. Начальник службы, бессменный Максим Максимыч, оказался на месте.

– Присаживайся, Костя, сейчас кофе будет... Как ты?

– По-всякому... – неопределенно ответил Егоров. Сердце его саднило от жалости и ностальгии.

– А мы – сам видишь. Не живем, так, существуем... На одном честном слове и упрямстве. Загнобили нас совсем. Сопротивляемся, как можем, но... Можем мы теперь, в отличие от прежних времен, всего ничего... А раньше – помнишь?

Костя кивнул.

– Люди уходят, – продолжал Максим Максимыч. – Назад не желаешь попроситься? Наверняка бы взяли...

– Пока нет, – без раздумий, твердо сказал Костя. – Максимыч, ты все про всех знаешь... Есть одна компания – «Русский кондитер». Не слыхал? Дело прошлое, конечно, но... Я тут устраивался к ним, такая петрушка вышла, вспоминать не хочется... – Он вкратце поведал эпопею со злосчастным трудоустройством.

Максим Максимыч, внимательно слушая, поставил перед Костей чашку ароматно дымящегося кофе и кивнул.

– Кое-что слыхал, конечно. Смешные ребята, практически клоуны. Они, видишь ты, учредили управляющую компанию над конторами, каждая из которых сама по себе величина. Взять тот же «Одоевский». Им указания давать бесполезно, они – концерн с одна тысяча девятьсот лохматого года, Ленина видели, и прекрасно держатся на плаву безо всякого объединения. Им стали слать распоряжения, как надо работать, принялись людей своих назначать, а начинать нужно было не с этого. Ты финансовые резервы изыщи, подними людям зарплату, купи лояльность, а потом указывай. Стратегии не было, вот что. Тебя в управляющей компании, может, на ура приняли, а как стали переводить документы в «Одоевский», оттуда этих деятелей турнули: дескать, сами с кадрами разберемся, да еще такого уровня... А настаивать твои знакомцы не стали, побоялись: как бы группа не развалилась... Так что управляющая компания получилась немножко кукольная, без реальной власти и возможностей.

Егоров вспомнил письма сотрудников в красочной корпоративной газете и кивнул, соглашаясь.

...До Нового года они с Оксаной кое-как дотянули вместе, хотя отношения разладились совершенно.

– Праздники я буду отмечать у мамы, – сказала Оксана, собираясь тридцатого. – Извини.

– Может, я приеду к вам?.. – несмело предложил он, цепляясь непонятно за что. – На Рождество, например?

– Думаю, не стоит, – сухо сказала она. – Я позвоню.

Кое-какие деньги у него были. Он собрал нехитрый стол, поставил и нарядил елку, отремонтировал и повесил гирлянды – лишь бы чем-то себя занять.