Затем они перешли к наблюдению за планетами и их движением, положив таким образом начало науке астрономии. И это были уже не люди каменного века, жующие хрящи и выцарапывающие свои мысли на стенах пещер. Я говорю об отцах-основателях современного мира — Платоне и Аристотеле. Как пишет Николас Кэмпион в книге «Во что верят астрологи», «Платон открыл, что космос устроен в идеальных математических и геометрических пропорциях, а главная цель астрологии политическая — поддерживать порядок». Платон очень любил порядок. В своем самом известном диалоге «Государство» он высказал мысль, что каждый гражданин обладает заранее определенной ролью, которую ему предстоит играть в обществе. Ты либо воспитатель, либо воин, либо кормилец. И никакого продвижения по службе. Если уж ты рожден для того, чтобы продавать апельсины, так продавай их до самой смерти. То же и с астрологией — планеты обладают определенной иерархией, а цель их существования в том, чтобы передавать «человечеству божью волю». Платон утверждал: как только человек оторвется от Земли и пройдет путем планет до звезд, он поднимется от ничтожества до самого совершенства. Последователи Платона верили, что астрология — способ управлять судьбой и дорога к просвещению. Эта наука помогала самостоятельно принимать жизненные решения, а не полагаться на волю богов. Если верить Кэмпиону, «Платон верил, что душа каждого из нас связана со звездами. Благодаря этому жизнь становится математически предсказуемой». Должно быть, так повороты судьбы уже не казались пугающими и внезапными.

Мысли великого мудреца были подхвачены астрологами, которые разделили путь Солнца на двенадцать домов — двенадцать секторов по 30 градусов каждый. Первый начинался в день весеннего равноденствия и получил название Овен. Астрологи древности полагали: если они поймут звезды, можно будет избегать войн и поддерживать порядок, как и хотел Платон.

Но ни один из них не мог решить, что же надо изучать — плеяды, созвездия или движение Солнца, эллиптический путь. Клавдий Птолемей, живший в первом веке нашей эры, попытался внести в астрологию некоторую ясность. В самом главном астрологическом трактате «Тетрабиблос» Птолемей объяснил понятие «прецессии» — изменение наклона земной оси, происходящее в течение каждых двадцати шести тысяч лет. С его помощью он показал, почему знаки зодиака больше не связаны с созвездиями. Птолемей предпочел разработать систему, основанную на движении Солнца, а не планет. Да, Птолемей был великим астрономом и астрологом, но это совсем не означает, что он понимал, повлияет ли разработанная им система на земную жизнь.

Я продираюсь сквозь кажущуюся бесконечной стопку книг и пытаюсь отыскать хоть какие-то объяснения. И нахожу. Меня привлекает название одной книги — «Развенчанные», не говоря уж о том, что ее автор Жорж Шарпак получил Нобелевскую премию по физике. Шарпак выяснил, что астрологические предсказания делаются с использованием видимого пути Солнца, а не постоянной эллиптической орбиты, потому что Солнце никогда не бывает в одном и том же месте каждый год. Он подсчитал, что для людей, рожденных в один и тот же день, но в разные годы — скажем, 9 января 1924 года и 9 января 1960 года, — положение солнечной орбиты сместится на 1 255 288 километров.

Шарпак утверждает, что большинство астрологов занимаются вовсе не астрологией. «Сегодняшние „тропические“ астрологи слепо используют прямоугольные зоны знаков зодиака, пустые блоки, не имеющие никакой связи с настоящими звездами, — пишет он. — Они занимаются тем, что можно назвать „изучением пустоты“ — пустологией или астрологией вакуума».

Но если сказать моей сестре, что все это «пустология», мои слова не заставят ее передумать, и даже нобелевский лауреат не поможет. Вот в чем основная проблема веры — она упряма и не желает сдаваться. Остается только один выход — найти астролога, который сделал предсказание для моих сестры и племянницы много лет назад, и заставить его взять свое пророчество обратно. Но я не могу его заставить. Он должен поверить, что его предсказание неверно. Это трудная задача, но я надеюсь, что смогу с ней справиться.

Я отыскиваю его, воспользовавшись веб-адресом, который был указан на натальной карте моей сестры, и договариваюсь о встрече. Я сообщаю ему, что пишу книгу об астрологии и хочу выведать у него кое-что. Мы сидим в шумном баре на севере Лондона, окруженные любителями выпить. Мой план таков — выложить все начистоту, сказать, что он испортил моей сестре жизнь, и полюбоваться, как он изменится в лице. Но этот астролог владеет способом самозащиты, который отпугивает меня больше всего. Он до ужаса скучен. Мне уже не раз снилось, что я оказываюсь в одной комнате с подобными людьми, и все эти сны заканчивались плохо. Астролог начинает с долгого рассказа о своем путешествии в Индию несколько лет назад.

— Сверхъестественные вещи произошли со мной в Индии. Вся… как же это называется… цивилизация родилась в этом… э-э-э… месте. Там действительно надо побывать, знаете ли, — рассказывает он, потягивая свой напиток.

Я пытаюсь прервать его вопросом, как же с помощью астрологии можно предсказывать будущее. Но он вошел в раж и не обращает на мои вопросы никакого внимания.

Я начинаю постепенно впадать в коматозное состояние. Я делаю глоток красного вина, прикусываю щеку изнутри и пинаю сам себя, чтобы не уснуть. А астролог продолжает вещать о своих странствиях по Индии.

Я буду называть астролога Питом. Хотя по-настоящему его зовут иначе. Я чувствую, что обязан сохранить его настоящее имя в тайне, — ему это необходимо. Впрочем, Пит ни в чем не виноват, проблема в том, что он верит в могущество астрологии. Делать его козлом отпущения было бы неразумно. К тому же ему под шестьдесят, он носит старые шерстяной джемпер и куртку, подобных я не видел с 1980-х годов. Мне его жаль. Старомодная куртка навевает мысли о беднягах-пикетчиках, стоящих на морозе.

Пит все бубнит о событиях, произошедших в Дели. Кажется, он заболел, а потом поехал куда-то на грузовике. Не знаю. Может быть, мой гороскоп предсказывает, что я буду умирать именно сегодня — долго и мучительно?

Но я все же умудряюсь вернуть его к теме. Рассказываю о людях, которым предсказывали будущее.

— А, я этим больше не занимаюсь, потому что люди частенько расстраиваются, — говорит Пит.

Я с улыбкой сообщаю ему, что у моей сестры есть натальная карта, в которой предсказана ее смерть.

Поглядев на меня, Пит усмехается:

— Боже мой! Уверен — она до смерти перепугалась!

— Да уж, — соглашаюсь я.

Он все еще хохочет, и я ему все рассказываю.

— Это предсказание для моей сестры и ее дочери составили вы. Теперь они обе верят, что должны умереть, и все из-за вашей натальной карты.

Пит смотрит на меня, а потом на дверь. Я не пытаюсь ему угрожать. Просто беру бокал вина и, делая глоток, пристально гляжу на астролога.

— Я… э-э-э… мне трудно выдать вам полную подоплеку тех предсказаний, поскольку я не вижу их натальные карты, — говорит Пит, неуютно ерзая на стуле.

Я заглядываю в блокнот.

— В той части карты, где содержится предсказание, у них обеих говорится о положении Скорпиона. У Сары он связан с Юпитером, а у Элли — с Меркурием, — заявляю я таким тоном, будто понимаю, о чем говорю.