С тем же успехом карта Сары могла быть связана с собачьими консервами — яснее бы не стало. Но я надеюсь, что эта информация освежит Питу память.

— О, этот знак, помимо всего прочего, часто связывают с водой и смертью. Если еще и планеты нехорошо расположены, нетрудно сделать предсказания, о которых вы упомянули, — пытается успокоить он, но тщетно. — Но для предсказания смерти должны быть и другие негативные влияния, — добавляет он.

— Верно, — вслух говорю я, но думаю, что говорить такие вещи в корне неверно.

Пит не в состоянии признать, что астрология не может предсказывать подобное. Он истово верит в эту псевдонауку и начал делать это давно — еще задолго до моего рождения. Беседа за бокалом вина не изменит его мнение. Так что я даю ему послабление. Прошу его просмотреть натальные карты еще разок и рассказать мне, что он в них видит.

Он соглашается, но слишком поспешно. Я оставляю Пита в компании его бокала и захожу в бар, оплатить счет. Затем, пока бармен снимает деньги с моей кредитки, оборачиваюсь назад, на наш столик. Пита уже нет. Он испарился.

Сбежал. У меня такое чувство, что я больше никогда не увижу его старомодной куртки.

«Я пересмотрел натальную карту вашей сестры», — гласит заголовок письма, отправленного мне Питом. К моему изумлению, великий путешественник сдержал свое слово, и я быстро пробегаю глазами строчки.

«Предупреждение насчет воды очень общее, и в карте нет данных, способных его подкрепить, так что просто нужно быть осторожным в путешествиях. Я бы упомянул, что занятия йогой или медитацией могли бы помочь вашей сестре продлить жизнь, — пишет астролог. — Пожалуйста, убедите ее, что беспокоиться не о чем. В карте очень много позитивных влияний, а идеальных натальных карт попросту не существует», — продолжает он, а затем следует приписка: мол, у моей сестры есть склонность к волнениям.

Неужели? Нет, думаю я, такой склонности у нее нет.

«Я взглянул и на карту Элли. В ее случае, как и в случае с ее матерью, особо не о чем беспокоиться. В целом влияния планет на ее жизнь довольно положительны».

Новости, конечно, приятные. Но эта кардинальная перемена предсказания не вернет уверенности моей сестре. Вера прячется слишком глубоко, поэтому, прежде чем рассказать Саре о новых открытиях Пита, мне надо вооружиться и другими фактами. Мне нужен иной взгляд на это дело, и я направляюсь туда, где о звездах знают все, — в Королевскую обсерваторию в Гринвиче, чтобы встретиться с Ребеккой Хиггетт, заведующей отдела истории науки и техники.

У меня сложилось впечатление, что астрономы невысокого мнения об астрологии, но недавно я прочитал об «астрологическом предопределении», благодаря которому и было выбрано время для создания Королевской обсерватории. В 1675 году его рассчитал королевский астроном Джон Фламстид. Астрологическое предопределение учитывает положение планет для выбора самого удачного времени. По расчетам Фламстида, самый лучший момент для закладки первого камня обсерватории —10 августа 1675 года, 15.14. Обратился ли Фламстид, уважаемый и мудрый астроном, к звездам, чтобы убедиться: жизнь обсерватории будет долгой и успешной?

— Он пошутил, — говорит Ребекка, пока мы спускаемся в подземное хранилище, где лежат инструменты для наблюдения за звездами.

Она демонстрирует мне копию оригинального расчета Фламстида с посвящением: «Надеюсь, это заставит вас посмеяться, мои добрые друзья». Умно, думаю я, возвращая текст заведующей.

На самом деле Фламстид пытался опубликовать серьезную критику астрологии.

— Для него важнее всего была способность очень точно указать месторасположение звезд, — рассказывает Ребекка. — Думаю, вот что приводило его в восторг, — добавляет она, показывая мне астролябию, навигационный инструмент XV века, любимый астрономами и астрологами.

Ребекка говорит, что дело жизни Фламстида — попытка добыть точные астрономические данные для облегчения навигации. В XVII веке эта проблема стояла куда острее, чем предсказание будущего по звездам. Фламстид пытался понять, как можно определить долготу, находясь в открытом море. В 1714 году парламент предлагал награду в 20 тысяч фунтов (или 2 млн сегодняшних фунтов) любому, кто мог бы решить эту задачу. Заполучить эту награду удалось только через шестьдесят лет. В конце концов досталась она не астроному, ученому или математику, а никому не известному плотнику, ставшему впоследствии часовщиком, Джону Гаррисону, изобретателю очень точного хронометра, который можно было бы использовать на корабле. И ни слова об астрологии. Недоверие к этой науке начало проявляться еще в XVII веке.

Как раз тогда, говорит Ребекка, разорвалась последняя ниточка, связывавшая астрологию и астрономию. Последняя была наукой, а первая — предрассудком. Понимание Вселенной вышло на новый уровень. Оно уже не опиралось на иерархическую систему Платона, а основывалось на математических вычислениях и наблюдениях. Польский астроном Николай Коперник обнаружил, что центр Солнечной системы — Солнце, а не Земля. Галилей в свой телескоп наблюдал вспышки на Солнце и понимал, что они никак не сказываются на земных событиях. Это доказывало, что Вселенная — вовсе не единая механическая система.

Вслед за открытиями Коперника были сделаны и другие. Иоганн Кеплер обосновал принципы движения планет, Исаак Ньютон сформулировал законы движения и тяготения. В 1750 году Томас Райт предположил, что Вселенная состоит из множества галактик. В том же столетии Уильям Гершель впервые изучил в телескоп все небо и положил начало современной звездной астрономии.

Примерно в это же время определились и основы современной науки.

— В научной методологии произошел сдвиг в сторону установления правды путем проведения экспериментов и проверки уже известных фактов. Вот почему Фрэнсис Бэкон говорил: мы должны собрать астрологические данные, чтобы понять, как работает эта система, — рассказывает Ребекка.

Фрэнсис Бэкон жил в конце XVI и начале XVII столетий во времена правления Елизаветы I и Якова I. Он основал эмпирическую философию и намеревался изменить ход науки. Бэкон опроверг утверждение Аристотеля, что истина рождается в споре, или другими словами — сказавший самую умную фразу побеждает. В книге «Новый Органон» (1620) Бэкон написал, что правда требует реальных доказательств, и таким образом положил начало корректному методу получения знаний.

Затем Бэкон обратился к астрологии, заявив, что «методы» этой «дисциплины» были основаны на случайных наблюдениях. По сути, он имел в виду вот что: «Прекращайте верить во всякую ерунду, если нет подтверждающих ее доказательств». После вмешательства Бэкона астрология лишилась поддержки высших слоев общества. Ребекка обозначает это точнее: «Астрология попросту исчезла из поля зрения».

В 1670 году астрологов лишили права давать какие-либо советы касательно дел церкви или государства. До сих пор астрология играла очень важную роль при дворе. Елизавета I полагалась на выводы Джона Ди, сделанные по натальным картам ее потенциальных женихов (ни один из них ей не подошел), а короли и королевы стран Европы обращались к своим астрологам за советами в области политики.