что дело Гроува не продвинулось ни на йоту.

Стиснув зубы, д'Агоста было заговорил, но Хейворд прижала к его губам палец.

— Знаю-знаю. В нашей работе такое случается. Бак исчез с горизонта, и «Пост» переключилась на новую тему. Имя Катфорта больше не мелькает на первых страницах. В конце концов его убийство перейдет в разряд нераскрытых — вместе с убийством Гроува, конечно. Я все не могу поверить, что убийцей оказался Фоско.

Д'Агоста кивнул.

— И ведь самое обидное, когда знаешь, кого брать, а сделать ничего не можешь!

Прозвучал гудок, наверху мигнул желтый сигнал, и заработал транспортер, подвозя чемоданы.

— А вот я, — тихо ответил д'Агоста, — кое-что сделал.

Хейворд, нахмурившись, посмотрела на него.

— Объясню по дороге.

Десятью минутами позже они ехали к Манхэттену. Хейворд сидела за рулем, а д'Агоста безучастно смотрел в окно.

— Значит, все это из-за скрипки, — сказала Хейворд. — Из-за какой-то там паршивой скрипки.

— Это не просто скрипка.

— Да плевать! Она не стоила стольких смертей. И уж тем более не стоила… — Тут Хейворд осеклась, будто речь зашла о чем-то, о чем они с д'Агостой решили не говорить. — Где она теперь?

— Я отослал скрипку на остров Капрайя — одной женщине из династии скрипачей. Та вернет инструмент семье Фоско, когда объявится новый наследник. Думаю, Пендергаст на моем месте поступил бы именно так.

— Я понимаю, — снова заговорила Хейворд, — ты не мог объяснить все по телефону, но что именно случилось? В смысле, после того как ты привел итальянскую полицию в замок Фоско.

Д'Агоста не ответил.

— Винни, ну давай. Будет лучше, если ты все расскажешь.

— Остаток дня я прочесывал окрестные холмы, — вздохнул д'Агоста. — Опрашивал фермеров, жителей деревень — всех, кто мог что-то видеть или слышать. Проверял сообщения в отеле. Я должен был убедиться, понимаешь? Убедиться окончательно…

Хейворд терпеливо ждала.

— Я все понял, еще когда мы обыскивали поместье. Фоско так посмотрел на меня… Ужасно, ты бы видела… — Д'Агоста покачал головой. — А когда пришла полночь, я прокрался в замок тем же путем, которым мы бежали. Я сумел понять, как работает излучатель, и… Использовал его — в последний раз.

— Ты свершил правосудие, отомстил за напарника. Я бы сделала то же самое.

— Правда? — тихо спросил д'Агоста.

Хейворд кивнула.

— Дальше рассказывать нечего, — беспокойно поерзал д'Агоста. — Сегодня все утро я проверял больницы, морги, полицейские сводки. Просто чтобы занять себя чем-то. Потом сел на самолет.

— Что ты сделал с излучателем?

— Разобрал, а детали разбил и разбросал по мусорным ящикам.

Хейворд кивнула.

— А теперь какие планы?

— Не знаю, — пожал плечами д'Агоста. — Наверное, вернусь в Саутгемптон. И получу по шапке.

— Ты что, — коротко улыбнулась Хейворд, — не слушал меня? По шапке получит твой шеф. Этот орел вернулся из отпуска, решил закогтить славу и подпалил себе перышки. На следующих выборах Браски наверняка его обойдет.

— Тем хуже для меня.

— Есть одна новость, — сменила тему Хейворд. — Ограничения по набору в полицию Нью-Йорка упразднили, так что можешь возвращаться.

— Ну уж нет, — покачал головой д'Агоста. — Больно долго меня не было. Заржавел я.

— Ну не так уж и долго. При наборе учитывают стаж. Ты ведь работал в Саутгемптоне, посредником ФБР… — Она замолчала на время, сворачивая на Лонг-Айлендское шоссе. — В мой отдел ты, конечно, не попадешь. Зато есть вакансии в других округах центра.

Прошло время, прежде чем до д'Агосты начало доходить.

— Погоди-ка, — сказал он. — Прежняя работа? В центре города? Уж не ты ли постаралась? Бегала и просила за меня комиссара!?

— Я? Бегала? Ты же знаешь, я делаю все по правилам. Я — воплощенный устав. — Однако на миг улыбка на лице Хейворд сделалась шире.

Впереди возник раскрытый зев тоннеля Квинс-Мидтаун, сверкающий кафельной облицовкой в свете флуоресцентных ламп.

Д'Агоста смотрел на Хейворд — на прекрасные черты лица, на то, как она слегка хмурилась, плавно ведя машину в оживленном вечернем потоке. Чудесно вновь оказаться рядом с ней!.. И в то же время он никак не мог отделаться от чувства опустошенности. Вокруг будто образовался вакуум, и его нечем было заполнить.

— Ты права, — сказал д'Агоста, когда они въехали в тоннель. — Эта скрипка может быть ценнее всех скрипок на свете, однако она не стоила жизни Пендергаста.

— Ты не знаешь наверняка, мертв ли он, — сказала Хейворд, глядя на дорогу.

Сколько раз он напоминал себе, как Пендергаст вытаскивал их из передряг, даже когда казалось, будто весь мир против них. Пендергаст умудрялся совершать чудеса… Но сейчас он не вернулся. Д'Агоста чувствовал: сейчас все по-другому.

Он ощущал почти физическую боль, когда перед глазами вставал образ друга, окруженного людьми Фоско.

«Вырваться сможет только один».

В горле встал комок.

— Да, — произнес д'Агоста, — наверняка не знаю. Хотя… — Он достал из кармана платиновый кулон Пендергаста, слегка оплавленный и изрытый оспинками. Д'Агоста снял его с дымящегося трупа Фоско. Секунду посмотрев на украшение, он сжал руку в кулак и уперся костяшками в челюсть. Ему хотелось заплакать.

На том холме остаться должен был он!

— Если бы Пендергаст выжил, то дал бы о себе знать. — Д'Агоста помолчал. — Надо еще подумать, что говорить Констанс.

— Кто это?

— Констанс Грин, подопечная Пендергаста.

Остаток пути через тоннель они провели в молчании. Наконец, когда машина выехала в ночь Манхэттена, Хейворд взяла д'Агосту за руку.

— Высади меня где-нибудь, — с тяжелым сердцем попросил он. — Например, у Пенсильванского вокзала. Доберусь до Лонг-Айленда на поезде.

— Зачем? — спросила Хейворд. — Там тебе нечего делать. Твое будущее здесь, в Нью-Йорке.

Машина проезжала мимо Центрального парка, мимо Мэдисон, мимо Пятой авеню, а д'Агоста молчал.

— Тебе есть где остановиться в городе? — спросила Хейворд.

Он покачал головой.

— Я… — произнесла было Хейворд, но тут же умолкла.

— Что? — посмотрел на нее д'Агоста. В свете уличных фонарей ему показалось, что Хейворд краснеет.

— Я просто подумала: раз уж ты решил работать в городе, почему бы тебе не остаться у меня? Так, ненадолго, — поспешно добавила она. — Пока дела не утрясутся.

Какое-то время д'Агоста молча смотрел, как скользят по ветровому стеклу пятна и полосы света. Потом — совсем неожиданно — он понял, что нельзя держаться за прошлое. Нужно отпустить его, хотя бы сейчас. Что было, то было, а завтра еще не пришло. Он не властен ни над прошлым, ни над будущим. Он может лишь жить — настоящим моментом.

Тяжесть не исчезла с души, однако д'Агоста ощутил, что нести груз стало легче.

— Слушай, Винни, — тихо произнесла Хейворд. — Говори что угодно, но я не верю в его смерть. Интуиция мне подсказывает, что он жив. Если на свете и