— Уже привык жить бегом. Дел много, а я один.

— И что вас привело ко мне? — привычным жестом огладил бороду священник, поглядев сквозь меня.

Интересные у него глаза. Бездонные. Ощущение, что он меня насквозь видит.

— Ваша же просьба о больницах для малоимущих, с магами — целителями вместо врачей. Вопрос с места сдвинулся. Светлейшая княжна Ирина Рюмина и Институт благородных девиц уже занялись организацией учебного процесса, — упрямо мотнул я головой, сбрасывая морок.

— Больницы для малоимущих? — удивлённо покосился на меня духовник, с которым мы начали беседу, неторопливо прогуливаясь по аллее парка.

— А о ком ещё церкви беспокоится? У дворянства и купцов проблем с целителями нет. Если не скупердяйничать, то найдут они деньги на своё лечение. У меня к вам, как к представителю церкви, вопрос имеется. Вы где больницы собираетесь организовывать?

— У церкви на это денег нет, — тут же открестился духовник.

— Понятно, что не при храмах, но монастыри тогда на что? В любом губернском городе женский монастырь имеется, — не стал я продолжать, ожидая ответа собеседника.

— Монахини живут скромно.

— Зато монастыри содержат дорого. Куда не глянешь, везде золото и роспись ручной работы. Опять же, вы о высоком покровительстве по этому проекту говорили. Стоит ли мне напомнить, что Род Юсуповых стоит на первом месте среди дворян по богатству? Или княгиня одними лишь своими пожеланиями вас одарила, а сама участия принимать не собирается? Так у нас и другие придворные не бедствуют. Глядишь, и подвигнутся на пожертвования монастырям, ради благого дела. Соберут для начала деньги на больницу — другую. Так что, всё теперь в ваших руках, а я своё доброе дело сделал, чего и вам желаю.

Откланявшись, я поехал к портному. Оскудел гардеробом и поизносился, по дальним весям странствуя.

— Тьфу, ты… — выругался я про себя.

Со священником пообщался на их языке и уже сам с собой так же начал разговаривать.

* * *

Давно Салават не видел Волги. Но сейчас ему некогда было любоваться речными просторами. Многое из увиденного стало для него в диковинку.

Торговый караван знакомого купца, с которым Салават сейчас передвигается, уже очень долго пылит по степной дороге вдоль бескрайних полей. Даже лошади, и те перестали пугаться рёва моторов, и лишь фыркают и прядают ушами, заслышав особо громкие звуки железных машин, десятками ползающих по полям. Люди, среди которых Салават заприметил и своих соотечественников, идут следом за железными чудовищами, и собирают с земли вырытые тракторами корни и стебли одуванчиков, складывая их в мешки. Мешки, как гигантские суслики, столбиками стоят на поле, дожидаясь, когда к ним подъедет грузовик с шустрыми парнями. Загрузив одну машину, ребята заваливаются прямо на мешки, успевая перекурить до следующей погрузки.

— Они снимают урожай одуванчиков? — спросил Салават у купца, когда они проезжали первое из увиденных им полей.

— У них с начала лета один сплошной урожай. Это же одуванчик. Он, как только дал первые цветы, так до снега растёт и растёт. Считай, они по кругу ходят. С этого края поле убирают, а на том конце уже снова всё выросло.

— Зачем им грязные корни? Их даже свиньи есть не станут.

— На реке баржи стоят. Там всё отмоют, сок выдавят и в бочки сольют, а прессованные брикеты в город рекой отправят. Говорят, из них и водку можно делать и сладости.

— Хм, одуванчик горький. Как он может стать сладким?

— Так и сок у цветка белый, а галоши из него чёрные получаются, — выставил ногу купец, предлагая полюбоваться блестящей обувкой, в которой нынче щеголяли почти все жители степи, живущие недалеко от реки.

— Я степняков на полях видел. Они-то зачем на русских работают?

— Платят им хорошо. Хочешь — деньгами, хочешь — мукой. За три дня на сборе корешков полпуда муки дают. Поработает семья человек в пять — шесть от Луны до Луны, и всю зиму становищу лепёшки можно печь. Чем не жизнь.

— Привет, Кентай! — окликнул купца ладный казак, подъехавший к каравану во главе дозорной пятёрки.

— И тебе привет, Назар, — жизнерадостно ответил купец, — Всё службу тянешь. Я тебя уже сколько в гости зазываю. Приехал бы, кумыса попили, баранины поели, на дочерей моих посмотрел. Глядишь, и глянется какая. Смотришь, и свадебку сыграем. А то на смотрины по весне к нам приезжай. Джигит ты знатный. Все девушки твои будут! — прихохатывал купец, видимо не первый раз заводя такой разговор.

— Ранние они у вас больно. Чуть тяжелее барана стала, и сразу в невесты подалась. Ты, где обычно остановишься?

— Да, в том же караван-сарае, что ближний к реке.

— Загляну вечерком, — пообещал казак.

— Знакомый? — спросил Салават, провожая взглядом отъехавшую пятёрку.

Больно уж винтовки интересные у них. Короче обычных и с двумя рукоятками под стволом.

— Ещё как знакомый. Боец знатный и конник лихой. Как-то раз он один всех моих охранников голыми кулаками отмудохал. Они русской водки решили попробовать, а потом к бабе, что блюда с едой таскает, приставать начали.

— Ладно. Про это позже расскажешь, — нетерпеливо отмахнулся Салават, наконец-то поймав мысль, которая словно назойливая муха уже давно не давала ему покоя, — Сок из одуванчиков русские будут покупать?

— Должны. К нему интерес очень значительные люди проявляют. Думаю, ради него они на большие траты пошли, — с намёком мотнул купец головой в сторону трактора, проезжающего сейчас недалеко от них.

— Как мне найти того, кто поможет за Урал — рекой такие же поля раскинуть? Нашему народу нужны деньги и оружие. На южной границе Степи опять персы зашевелились. Нам хоть и обещали помощь, но мне тревожно.

— Не моего ума вопросы задаёшь. Слыхал я про молодого русского князя, который якобы всё с одуванчиками выдумал, но это просто слухи. Попробую у Назара вечером что-то выведать. Болтают, что этот князь вместе с пятью друзьями — магами прошлый набег персов остановил. Сдаётся мне, брехня. Не может горстка людей встать против целой армии с пушками.

— Может, — чуть слышно прошептал Салават, чувствуя, как кровь отливает с его лица, — Я своими глазами видел. Если бы не туменой Аланай, то и я бы на том поле остался.

— Мстить будешь?

— Дружить. Мстить можно и нужно тем, кто равен тебе. Но нельзя отомстить молнии, убившей в степи твоего коня, или пожару, выжегшему все пастбища вместе с отарами. Их мы привычно считаем гневом богов, но я видел, как могут гневаться люди, ничем не отличающиеся от богов.

* * *

Домой я вернулся под вечер. После портного