— Я предпочту, чтобы ты вовсе не покупал никаких наркотиков, — ответил Тейтум. — А за каким хреном ты вообще покупал наркотики? Тебе восемьдесят семь.

— Я не для себя. Они для Дженны, — сказал Марвин, направляясь в глубь квартиры.

— Кто такая Дженна?

— Одна моя знакомая.

— И где ты с ней познакомился?

— За игрой в бинго.

Тейтум прикрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— И сколько лет этой Дженне?

— Восемьдесят два, — крикнул Марвин из кухни. — Но она очень боевая.

— Да уж не сомневаюсь, — пробормотал Тейтум, идя следом за своим дедушкой. — Ну, если Дженне восемьдесят два, кокаин ей тоже ни к чему.

— Тейтум, в нашем возрасте мы можем делать все, что пожелаем, — сказал Марвин. — Я приготовил чай. Хочешь?

— Я хочу пойти спать.

— У тебя все равно самолет через пару часов, — заметил Марвин.

— Ага. Слушай… насчет этого. Постарайся, чтобы тебя не арестовали в мое отсутствие. Мне нужно, чтобы ты позаботился о Веснушке.

— Не пойдет.

— Да я же ненадолго улетаю.

— Почему ты не отдашь этого кота в приют? Или… не знаю… выбросишь на шоссе?

— Тебя самого нужно отдать в приют, — проворчал Тейтум, взял чашку у Марвина и глотнул чаю. — Слушай, просто пригляди, чтобы у него была еда и он не разнес весь дом. Мы только переехали. И не дай ему сожрать рыбку.

— Какую рыбку?

— Которая плавает в миске в гостиной. Кстати, купи для нее аквариум. Я оставлю деньги.

— У нас есть рыбка?

— Ага. Рыбк. Его зовут Тимоти, и, похоже, он мерзавец. Из вас с ним выйдет хорошая пара. Только береги его от Веснушки.

— Это животное меня ненавидит.

— Он всех ненавидит, — заметил Тейтум. — Возможно, если ты перестанешь кидать в него тапки…

— Как только он перестанет на меня бросаться, я тут же перестану кидать тапки.

Веснушка прокрался на кухню, уставился на Марвина и угрожающе зашипел.

— Прекращай это дело, — сказал Тейтум коту. — Мне нужно, чтобы в мое отсутствие вы оба вели себя хорошо.

Кот и старик уставились на него одинаково круглыми и невинными глазами.

Тейтум вздохнул:

— И кормите эту проклятую рыбку.

* * *

Когда Тейтум увидел Сэмюеля Мартинеса из полиции Чикаго, его покорили усы этого человека. Тейтум пожал Мартинесу руку, мысленно примеряя их на себя. Усы были ухоженными и густыми, в стиле Тома Селлека[3], и придавали рту их хозяина ауру важности. Очки в толстой оправе, обрамлявшие глаза лейтенанта, лишь усиливали излучаемую мужчиной серьезность. Тейтум подозревал, что если он сам попытается задекорировать лицо подобным образом, то будет похож на преподавателя-извращенца, который спит со своими учениками. Некоторые виды усов уместны на лицах других людей, но Тейтум так и не смог отыскать те усы, которые будут уместны на его лице.

— Агент Грей, рад, что вы смогли приехать, — сказал лейтенант.

Они стояли у входа в Главное управление полиции Чикаго, где располагался центральный следственный отдел. Повсюду были люди, копы и штатские, и в воздухе висел слабый гул множества разговоров, сливающихся воедино. Голос Мартинеса без труда прорезал этот шум; его речь была отрывистой и весомой.

— Пожалуйста, пройдемте со мной.

Они поднялись на лифте на два этажа, прошли по коридору и оказались в переговорной комнате. Посредине стоял большой белый стол, вокруг которого сидели с полдюжины людей. На стенах висело несколько досок: где-то нарисованы хронологические графики, где-то прикреплены фотографии. На стене слева от Тейтума была большая карта Чикаго; две точки отмечали красные кружки, нарисованные маркером.

— Это оперативная комната для расследования дела Гробовщика-Душителя, — пояснил Мартинес. — Входите, пожалуйста.

— Гробовщика-Душителя? — переспросил Тейтум, подняв бровь.

— Так его стали называть газеты, — сказал Мартинес. — Пару дней назад какой-то журналист вылез с этим названием, а остальные тут же подхватили его.

— Интересно, с чего бы, — пробормотал Тейтум.

Мартинес познакомил его с собравшимися. Пятеро были детективами. Шестой, пожилой мужчина с курчавыми волосами и множеством старческих пятен, оказался доктором Рубеном Бернстайном.

— Бернстайн подключился к нашей группе три дня назад, вскоре после того, как мы нашли второе тело, — сказал Мартинес. — Он — опытный специалист по профилированию и уже оказал нам огромную помощь.

— Рад это слышать.

Тейтум кивнул и пожал Бернстайну руку. Рука старика была мягкой и оставила у Тейтума впечатление, будто он только что помял дохлую рыбу.

— Я так понимаю, у вас наметился какой-то прогресс? Когда мой шеф вводила меня в курс дела, она описывала ситуацию как крайне тяжелую.

— Ну, ситуация действительно мрачная, — угрюмо ответил Мартинес. — Люди напуганы. Эти тела были выставлены в общественных местах, их видели семьи с детьми. Но доктор Бернстайн заметно сузил круг подозреваемых, так что мы наконец-то добились определенных результатов.

— Хорошо, — сказал Тейтум. — Рад слышать, что вы двигаетесь в правильном направлении. Хотите сообщить мне последние сведения?

— Вы прочитали досье? — спросил Мартинес.

— Прочитал. Я здесь только для консультаций, но буду рад короткой сводке и оценке текущей ситуации.

— Разумеется. Присаживайтесь.

Тейтум взглянул на стол. Пятеро детективов сидели с одной стороны, доктор Бернстайн — с другой; и там и там было по нескольку свободных стульев. Тейтум уселся рядом с пожилым психологом.

— Это Сьюзен Уорнер, — сказал Мартинес, указывая на фотографию на одной из досок.

Женщина лежала на траве; тело жесткое, окоченевшее, рот раскрыт. На ней было черное вечернее платье, один рукав оторван, подол задран до бедер. Ноги были босыми. Тело выглядело практически безупречно, кожа розовая, только левая ступня слегка раздута и покрыта черно-зелеными разводами.

— Жертве двадцать два года. Она была найдена двенадцатого апреля этого года на берегу Фостер-Бич. Тело было забальзамировано, за исключением левой ступни, которая уже заметно разложилась. Уорнер была студенткой-искусствоведом, жила одна в Пильзене[4]. О ее исчезновении сообщил один из ее друзей за четыре дня до того, как обнаружили тело. Из-за бальзамирования время смерти трудно оценить, но, исходя из состояния ступни, судмедэксперт предположил, что она была мертва уже пять дней. Причина смерти — удушение. Мы нашли следы бальзамирующей жидкости и крови в ду́ше у нее в квартире. На теле есть признаки посмертного сексуального надругательства.

Тейтум внимательно слушал. Он уже дважды прочитал всю эту информацию, но хотел знать, на чем сосредоточится лейтенант.

— Вторая жертва, — объявил Мартинес, указывая на другую фотографию, — Моник Сильва.

Тейтум посмотрел на фотографию, которую впервые увидел в кабинете шефа Манкузо. Тело Моник Сильвы стояло на деревянном мостике над ручьем, опираясь на перила, будто глядя на воду. На Сильве были юбка, чулки и футболка с длинным рукавом; кожа сплошь серого цвета.

— Двадцать один год, проститутка, работала на Логан-сквер. Ее нашли неделю