На самом деле, хранят информацию не поисковые системы, информацию хранит надзорный капитализм. Заявление Шмидта – классическая подтасовка, которая вводит публику в заблуждение, смешивая в одну кучу коммерческие императивы и технологическую необходимость. Оно маскирует вполне конкретные практики надзорного капитализма и конкретные решения, которые задают работу поисковика Google. Самое главное, практики надзорного капитализма преподносятся как нечто неизбежное, хотя на самом деле это тщательно рассчитанные и щедро финансируемые механизмы для продвижения поставленных им перед собой коммерческих целей. Мы подробно рассмотрим эти представления о «неизбежности» в главе 7. Пока достаточно сказать, что, несмотря на всю футуристическую изощренность цифровых инноваций, риторика компаний надзорного капитализма не слишком отличается от идей, некогда увековеченных в девизе Всемирной выставки в Чикаго в 1933 году: «Наука открывает – Промышленность внедряет – Человек приспосабливается».

Чтобы оспаривать подобные утверждения о технологической неизбежности, мы должны установить свои ориентиры. Мы не можем оценить нынешнюю траекторию информационной цивилизации без четкого понимания того, что технология никогда не была и не может быть вещью в себе, изолированной от экономики и общества. Это значит, что технологической неизбежности не существует. Технология – это всегда экономическое средство, а не самоцель: в наше время ДНК технологий уже изначально задается тем, что социолог Макс Вебер назвал «экономической ориентацией».

Экономические цели, по наблюдению Вебера, всегда являются неотъемлемой частью развития и внедрения технологий. «Экономическое действие» определяет цели, а технология обеспечивает «соответствующие средства». По словам Вебера,

В современном капиталистическом обществе технология была, есть и всегда будет выражением экономических целей, которые приводят ее в действие. Попробуйте удалить слово «технология» из вашего словаря, и вы увидите, как быстро обнажаются цели капитализма.

Надзорный капитализм использует множество технологий, но его нельзя приравнять ни к одной из них. Его операции могут использовать платформы, но эти операции не совпадают с этими платформами. Он использует машинный интеллект, но не сводится к этим машинам. Он производит алгоритмы и опирается на них, но он не тождественен этим алгоритмам. Уникальные экономические императивы надзорного капитализма – это те кукловоды, которые прячутся за занавесом, приводя в действие машины и задавая им направление. Эти императивы, если позволить себе еще одну метафору, подобны мягким тканям тела, которые не видны в рентгеновских лучах, но на самом деле соединяют мышцы с костями. Мы не первые, кто стал жертвой технологической иллюзии. Это старый сюжет общественной мысли, старый, как троянский конь. Несмотря на это, каждое поколение увязает в этих зыбучих песках, забывая, что технология есть выражение иных интересов. В современную эпоху это означает, что интересы капитала, а сегодня именно надзорного капитала, управляют цифровой средой и прокладывают нашу траекторию в будущее. Наша цель в этой книге состоит в том, чтобы выявить законы надзорного капитализма, спрятанные в сегодняшних экзотических троянских конях, что возвращает нас к извечным вопросам, к тому, как они связаны с нашими жизнями, нашими обществами и нашей цивилизацией.

Мы уже стояли над подобной пропастью. «Мы уже давно спотыкаемся, пытаясь управлять новой цивилизацией по-старому, но мы должны начать создавать этот мир заново». Это 1912 год, Томас Эдисон излагает свое видение новой индустриальной цивилизации в письме Генри Форду. Эдисона беспокоило, что потенциал индустриализма, который можно поставить на службу прогрессу человечества, будет подорван цепкой властью «баронов-разбойников» и монополистической экономикой, царившей в их уделах. Его возмущали «расточительность» и «жестокость» американского капитализма:

И Эдисон, и Форд понимали, что современная индустриальная цивилизация, на которую они возлагали такие надежды, кренится в сторону бездны, в которой – страдания для большинства и процветание для избранных.

Для нас здесь важно, что Эдисон и Форд понимали, что капиталистические практики, возобладавшие в их время, сформируют моральную жизнь индустриальной цивилизации. Они полагали, что Америке и в конечном итоге всему миру придется придумать новый, более рациональный капитализм, чтобы предотвратить будущее, полное страданий и конфликтов. Все, как предполагал Эдисон, нужно будет изобретать заново: новые технологии, да, но они должны отражать новые способы понимания и удовлетворения потребностей людей; новая экономическая модель, которая может сделать эти новые практики прибыльными; и новый общественный договор, на котором все это сможет держаться. Наступил новый век, но эволюция капитализма, как и смена цивилизаций, не подчиняется ни календарю, ни часам. Стоял 1912 год, но девятнадцатый век все не ослаблял своей хватки над веком двадцатым.

То же самое можно сказать и о нашем времени. Когда я пишу эти строки, мы приближаемся к концу второго десятилетия двадцать первого века, но нас продолжают разрывать экономические и социальные конфликты века двадцатого. Эти конфликты и есть та сцена, на которой надзорный капитализм дебютировал и пришел к славе в качестве автора новой главы в длинной саге развития капитализма. Это тот драматический контекст, к которому мы обратимся на первых страницах части I: это то, с чего надо начать, чтобы оценить наш предмет в его должном контексте. Надзорный капитализм не случайный продукт чересчур усердных инженеров, а злокачественная мутация капитализма, научившегося ловко использовать исторические условия для обеспечения и защиты своего успеха.

Эта книга задумана как первоначальная разметка неведомых земель, первая вылазка, которая, как я надеюсь, проложит путь новым исследователям. Попытка понять надзорный капитализм и его последствия продиктовала траекторию исследования, пролегающую через многие дисциплины и исторические периоды. Моей целью было разработать концепции и подходы, которые позволили бы нам увидеть закономерности в том, что кажется разрозненными понятиями, явлениями и фрагментами риторики и практики; каждая новая точка, нанесенная на карту, будет способствовать материализации нашего кукловода во плоти и крови.