любимое место. Если ты там будешь один, то забей, если с ней, то добивайся. Это психологическая медитация.

– И это действительно поможет? – толстые губы Данила, расплылись в широкой улыбке.

– Даю слово. А теперь моя очередь просить об услуге.

– Все что угодно.

– Расскажи мне о девушке, которая была в вашей компании. С короткими волосами, – его тёмные глаза блеснули.

– Ты про Олю? Я мало могу рассказать. Она меньше месяца с нами водится. Но могу, сказать, что есть в ней замашки сучки. Ходит, строит из себя интеллигентку. И самая она умная и культурная. Хотя по факту, она ничем не лучше всех нас. Мы все, по роду деятельности своей интеллигенты. Будущие педагоги.

– Я так и подумал, – саркастично ответил незнакомец. Ну а теперь ступай домой. Отоспись хорошенько, ведь завтра у тебя важный день, да?

– О да. Спасибо тебе. Как мне потом тебя найти?

– Я тут каждую пятницу и субботу.

– Я зайду на следующей неделе, – довольный, от такого дара судьбы, Данил вскочил с места, собрал свои вещи, и быстрым шагом пошёл к двери, даже не спросив имени своего «спасителя».

– Ну и что это был за цирк? – спросила чёрного человека Элина, подошедшая к столику, за которым сидели студенты, чтобы убраться там.

– Нужно было втереться в доверие, к этому придурку, что бы он выложил мне всё, о той девушке. Пьяный и радостный человек, сделает всё, для человека, который оказал ему внимание. И кроме того, мне интересно, он действительно будет отбивать свою возлюбленную, – это слово он произнёс с отвращением, – или испугается?

– А всю эту чепуху с медитациями ты сам придумал?

– Ну конечно, радость моя.

– Ну ты и чёрт, – девушка рассмеялась.

– Если и существует антоним к выражению женственный смех, то это те странные звуки, которые ты извергаешь. А теперь тащи свои толстые ляжки за бар, и принеси мне ещё виски, – сказал он мягко, и почти дружески.

Элина, дала ему шуточную пощёчину и пошла за пивом.

Тем временем, леди из Шалот, в уединении бродила, по залитой вечерним солнцем, площади, и молча смотрела на проходящие парочки, родителей с детьми и без, детей с родителями и без. И хоть её сердце вмещало в себя долю некоторого мизантропства, девушка иногда любила просто наблюдать за людьми. Быть незримым свидетелем их радости и печали, смеха и слёз. Она на пару часов избавлялась от отчуждённости и была частью чего-то целого, сумбурного, но по-своему счастливого.

Девушка села на свободную лавочку, и достала из сумочки записную книжку и ручку. Немного подумав, она ровным подчерком стала обдумывать новое стихотворение, для своего грядущего сборника, над которым она работала вот уже полгода.

«Горесть и радость

Две сестры.

Сила и слабость

Жгут костры.

Горесть умнее

Радость смелее».

Она перечитала получившиеся строки, и почувствовала, как, по телу разливается тепло, заставлявшее её сердце, учащённо биться, а руки слегка трястись. На неё снизошло вдохновение. Её глаза бегали, по строчкам в поисках красивой рифмы и твёрдого стиля. И в тот самый момент, когда она мысленно нашла и ритм, и рифму, кто-то окликнул её.

– Женевьева, ты что, тут делаешь одна?

Девушка развернулась, и увидела перед собой брата Диму. Увидев его добрые, собачьи, в лучшем смысле этого выражения, глаза её гнев сошёл на нет.

– Сижу одна, как ты видишь. А ты чего домой не идешь?

– Я как бы это сказать, – с трудом подбирая слова начал Дима.

– Не хочешь разговаривать с родителями?

– Да, – он виновато опустил глаза.

– И все из-за злобного нехристя Шопенгауэра, – с лукавой улыбкой потрясла пальчиком, изображая нравоучителя.

– Из-за злобного нехристя Сартра, – признался Дима, заряжаясь смелостью от улыбки сестры, – я вот закончил читать Калигулу Камю и начал читать «Экзистенциализм – это гуманизм.» И…

– Начинаешь не верить в бога?

– Да! – Жан-Поль, – он в силу мечтательности своего возраста, называл понравившихся писателей чаще по именам, чем по фамилии, как бы заявляя миру, подобие дружбы с великими умами, – говорит, что «знаки» судьбы, каждый человек трактует по-своему. Мы не можем быть уверены в правильности нашего толкования. Тогда я стал думать в этом ключе и о Боге. Каждый видит и чувствует его по- своему. Но Он должен быть абсолютен, как наш создатель. И ты не поймёшь, чей Бог самый правильный, потому что мы не знаем истины. Но если истина не абсолютна, то может ли она быть истиной? – он встал со скамейки и активно жестикулировал. Эмоции переполняли его. Мысль, которую он с болью вынашивал, наконец-то нашла выражение.

Женевьева слушала его с пристальным вниманием, не отрывая взгляд от брата.

– Но ты боишься, окончательно смириться с утратой веры из-за родителей?

– Нет! – он широко раскрыл глаза, – просто… просто я вдруг оказался один. Я БЕЗУСЛОВНО верил в Бога, который любит меня. Родители, своей верой, показали мне путь. Путь к БЕЗУСЛОВНОМУ спасению. А сейчас я чувствую, как Бог покинул меня, а родители обманули. Но главное не всё вышеперечисленное, а вопрос, который пристал ко мне. «Что делать дальше?». Если меня ждёт Ничто, то стоит ли продолжать жизнь, полную лишений и всего … дерьма, которые мне неизбежно придётся пережить? – его веки задрожали. Казалось, если он скажет ещё хоть слово, то заплачет.

Женевьева, видя это, прислонила ладонь к затылку брата, и положила так, что его голова опустилась на её плечо, уткнувшись лицом в её шею.

– Я тебя прекрасно понимаю, братишка. Я уже как два года живу с этой заброшенностью.

– Да, Сартр так и называл это состояние, – всхлипнув, сказал Дима в её шею.

– Ой, какие мы умные стали, – с доброй издёвкой сказала она и потрепала брата по голове.

Он отстранился от неё и слабо улыбнулся.

– Может, пойдём домой?

– Да. Поведу тебя за ручку как маленького, – она рассмеялась.

– Ой, какие мы взрослые, – так же со смехом ответил Дима.

Глава 2. Весёлая педагогика.

Андрей медленно шёл по улице, погрузив руки в глубокие карманы синих брюк. Те, кто хорошо был с ним знаком, понимали, что это явный признак раздражения или волнения. Когда Андрей волновался, он не знал, куда деть свои руки. Ему казалось, что они либо напряжены до такой степени, что выглядят, как полусогнутые лапы гориллы, либо расслаблены настолько, что болтаются, как безвольные нунчаки.

Поводом для раздражения служил отказ Оли пойти с ним сегодня в бар. Она сослалась на головную боль, что было правдой, но Андрей счёл себя обманутым. Вчера он взял её под руку, и она ответила ему, но это