— Они давно уже должны были приехать, еще к обеду. Может, с лошадьми что случилось, или дорогу занесло.

Мужчина, что меня привез, тяжело кашляет:

— Слышал я давеча в уезде, что второго дня четверо каторжников с этапа сбежали. Ищут их теперь повсюду.

Женщина охнула, закричала:

— Егор Андреевич, слышите, а ну-как они на карету напали? Не нужно ли людей по дороге послать?

Что отвечает неизвестный мне Егор, я уже не слышу — меня подхватывают на руки и несут в дом. Поскольку я всё еще могу оказаться их хозяйкой, относятся ко мне со всем почтением.

Устраивают меня в теплой комнате у печки, помогают снять намокшую от растаявшего снега шубу и укутывают большой пушистой шалью. Подают на подносе рюмку какого-то сильно пахнущего напитка и тарелку горячего супа, судя по запаху — грибного.

— Не побрезгуйте, ваше сиятельство. Такое лекарство при морозе — первейшее дело.

Я не любительница крепких напитков, они до добра не доводят, но принесенную ёмкость всё-таки опорожняю. Мужчина, что принес поднос, одобрительно крякает, когда я ставлю назад пустую тару. Супчик тоже оказывается весьма недурным.

От горячительного напитка и от домашнего тепла меня клонит в сон. Мужчина мигом подсовывает мне под голову подушку. Я благодарно киваю. У меня нет сил даже на то, чтобы вспомнить события этого дня.

Правильно, я подумаю об этом завтра.

6. На следующее утро

Как ни странно, но я отлично сплю всю ночь. Наверно, сказывается усталость. Я просыпаюсь, а за окном уже светло.

Я всё на том же диване, только укрыта уже не шалью, а пестрым лоскутным одеялом.

Я всё в том же темно-синем платье. Своём платье! И маникюр на руках тоже мой, сделанный аккурат к собранию акционеров (и чего выпендривалась, дура?) А на шее — ну, да, то самое колье, что подарил Паулуччи.

При воспоминании о маркизе (а теперь я уже почти не сомневалась, что он — настоящий маркиз) на глаза набегают слёзы. Конечно, это всё из — за него! Он даже фамильного колье не пожалел, чтобы мне отомстить. Не зря, ох, не зря Лида говорила, что он на Калиостро похож.

Теперь поступок лучшей подруги уже не казался предательством. Ну, подумаешь на собрании проголосовала против! Она же как лучше хотела. По сравнению с тем, что случилось дальше, потеря директорской должности уже казалась пустяком.

Я замечаю трюмо у окна и соскакиваю с дивана. Несмотря на платье, колье и маникюр, меня еще гложут сомнения, и в зеркало я смотрю с опаской. И когда в отражении я всё-таки вижу себя, с губ слетает вздох облегчения.

Слышу за дверью чьи-то шаги и быстро ныряю обратно под одеяло. Я не знаю, как должна себя вести со здешними обитателями, и поэтому предпочитаю пока прикинуться спящей.

— Я не рекомендовал бы сейчас волновать ее сиятельство таким известием, — раздается из-за полуоткрытых дверей незнакомый мне мужской голос.

Впрочем, мне тут все голоса незнакомы. В девятнадцатом веке я оказалась впервые.

— Я понимаю, Дмитрий Степанович, — отвечает другой голос — тоже мужской. — Но и вы меня поймите. По долгу службы я обязан поговорить с ее сиятельством как можно скорее. Я постараюсь сообщить эту ужасную новость со всем возможным тактом. И вы, надеюсь, не откажетесь при сём разговоре присутствовать.

Так, значит, меня всё-таки признали сиятельством. Надеюсь, что это хорошо. Во всяком случае, оказаться крепостной было бы куда как хуже.

В комнату заглядывает девушка в чепчике и белом переднике. Понятное дело — впустить сюда мужчин, не придав мне надлежащий вид, было бы неприличным.

— С добрым утром, ваше сиятельство! — она низко кланяется, а когда снова выпрямляется, я замечаю в ее взгляде неприкрытое любопытство. — Простите, мы не решились ночью вас побеспокоить. Надеюсь, вам было тут достаточно удобно.

— Да, благодарю вас.

Я стараюсь использовать как можно меньше слов, чтобы не употребить чего-нибудь такого, что вошло в обиход гораздо позднее. Нужно будет выяснить, есть ли в имении библиотека, и прочитать хоть несколько книг этой эпохи. Хотя я всё еще надеюсь, что это не понадобится. Ну, попугал меня Паулуччи, и довольно.

— Желаете умыться, Анна Николаевна?

Я едва не поправляю ее — не Николаевна, а Александровна! — но вовремя сдерживаю порыв. Она же имеет в виду не меня, а ту, другую, которой я на время стала. Хорошо хоть имена у нас с ней оказались одинаковыми.

Горничная приносит медный таз с водой и гребень. Я умываюсь, и она укладывает мне волосы в простую, но довольно милую прическу. Она хочет помочь мне снять колье, но я останавливаю ее — может быть, именно оно является обязательным атрибутом для перемещения во времени. Глупо было бы лишиться возможности вернуться домой.

А вот платье переодеть приходится. Чужой наряд я надеваю с опаской — как раз одежда может выдать меня первой. А ну-как настоящее «сиятельство» гораздо ниже ростом или тоньше в талии? Но платье — темно-вишневое, из весьма приятной телу ткани, — оказывается почти по размеру. А вот туфли немного жмут, но они — тряпочные, разносятся.

Девушка провожает меня в гостиную, и когда я вхожу туда, двое мужчин поднимаются с кресел.

— Рады приветствовать вас в Даниловке, ваше сиятельство, — говорит тот, что моложе. Судя по выправке, полицейский или военный. — Разрешите представиться — заседатель уездного суда Валерий Сергеевич Александров.

Я киваю и перевожу взгляд на другого. Тот тоже почтительно наклоняет голову.

— Местный доктор Дмитрий Степанович Назаров. Как вы себя чувствуете, Анна Николаевна?

Он не решается подойти ко мне ближе и проверить пульс или потрогать лоб — или что там еще полагалось делать докторам в то время?

— Благодарю вас, хорошо, — я опять стараюсь быть лаконичной.

— Печально, что мы знакомимся с вами при столь грустных обстоятельствах, Анна Николаевна, но…, — заседатель мнется, не решаясь произнести то, ради чего он, судя по всему, пришел.

Мне кажется, я уже догадалась, в чем дело. Супруг Анны Николаевны так и не добрался до Даниловки.

— Да говорите же, сударь! — я не выдерживаю паузы.

Понятия не имею, как следует обращаться к заседателям уездного суда. Я что-то слышала про «Табель о рангах», но моих знаний в этой области явно недостаточно. Может быть, «ваше благородие»? Надеюсь, нейтральное «сударь» тоже подойдет.

— Вынужден сообщить вам трагическое известие, ваше сиятельство, — ваш супруг, граф Данилов, был обнаружен ночью мертвым неподалеку от перевернутого экипажа, в котором, как я полагаю, вы ехали из Москвы. Когда его сиятельство не приехал в имении к тому часу, когда его ожидали, а