Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Извините, Аркадий Константинович, — я предпочла бы обратиться к нему просто по имени, но поскольку он упрямо продолжает называть меня на «вы» и по имени— отчеству, то приходится отвечать тем же, — но я вынуждена вам отказать.
У него меняется лицо, и я спешу пояснить:
— Вы только не подумайте, что это как-то связано лично с вами. Вы — замечательный человек, но… Поймите — я не хочу пока выходить замуж.
Я надеюсь, что именно эта причина покажется ему хотя бы не обидной. Пусть думает, что я не против него лично, а против брака вообще как такового. Ну, могут же у меня на данном этапе быть другие мечты — начать карьеру заново, отправиться в кругосветное путешествие. Да мало ли чего может хотеть современная женщина?
Брови Паулуччи сходятся у переносицы:
— Не хотите выходить замуж? Чушь! Все женщины этого хотят! Сколько вам лет, Анна Александровна?
Я краснею от его бестактности. И вмиг исчезает куда-то вся жалость к нему. Что он себе позволяет? Мелькает мысль — проигнорировать вопрос и выставить гостя за дверь вместе с его драгоценным подарком. Но всё-таки я отвечаю:
— Двадцать восемь.
— До революции вы бы уже считались старой девой, — холодно сообщает он.
Я задыхаюсь от возмущения.
— Убирайтесь вон! — и недвусмысленно указываю на дверь. — Если вы думаете, что ваш мифический дворянский титул дает вам право меня оскорблять, то вы сильно заблуждаетесь. Мне все равно, кто вы такой — маркиз или даже князь. Кстати, если не ошибаюсь, в России вовсе не было титула маркиза. Признайтесь, вы придумали его сами? И вообще — при таких амбициях у вас и жена должна быть соответствующая — как минимум, какая-нибудь баронесса.
От его взгляда тоже уже веет холодом.
— В том, что касается титула, вы ошибаетесь, Анна Александровна. Титулом маркиза нашему роду дозволено пользоваться высочайшим указом императора Александра Третьего.
— Простите, — мне, действительно, жаль, — я не хотела вас обидеть.
Он выразительно смотрит на колье на моей шее. И как я могла про него забыть? Дрожащими руками нащупываю застежку, пытаюсь ее расстегнуть. Не получается.
Паулуччи наблюдает за моей попыткой с ледяной улыбкой.
— Жаль, Анна Александровна, что вы сделали именно такой выбор. Я надеялся, что мы с вами станем хорошей парой. Но, может быть, вы и правы — мне нужна совсем другая жена. Кажется, напрасно я столько лет пытался это отрицать. Нет-нет, не снимайте его — так будет проще…
В голосе его появляются металлические нотки, и я на всякий случай незаметно беру со стола нож для разрезания бумаги.
Но сделать ничего не успеваю. Вдруг начинает кружиться голова. Или это комната кружится? Я чувствую, как нож выскальзывает из рук.
А через секунду становится холодно. Очень холодно!
Кажется, я схожу с ума.
А потом картинки перед глазами мелькают всё быстрее и быстрее. Мужчина с вилами. Волчий вой. И наконец — возница.
5. Кто я?
— Я вас, ваше сиятельство, в усадьбу отвезу, — мужчина смотрит на меня с сомнением. — Простите великодушно, если не так к вам обращаюсь. Вы, ваше сиятельство, кабыть, не местная?
Что же, можно сказать и так. Хотя если с географической точки зрения — как раз местная, даниловская. А вот если с исторической…
Я думала, такое бывает только в книгах и в кино. Раз — и ты уже в другом измерении. Где-нибудь в Нарнии или в Хогвартсе. Я даже жалею, что не была любительницей подобного жанра и таких книжек читала мало.
Впрочем, книжки мне сейчас вряд ли бы помогли. Там героини обычно сразу понимают, где они оказались, и быстро приспосабливаются к окружающей среде. И до самого финала никто вовсе не догадывается, что на троне сидит, к примеру, не королева Елизавета, а какая-нибудь Зоя Васечкина. Но у меня таких способностей к мимикрии нет.
Если возница не обманул, значит, оказалась я в середине девятнадцатого века. А что я знаю об этом времени? Да почти ничего.
Из школьных уроков я помню, что крепостное право отменят тремя годами позднее. Что недавно закончилась Крымская война. И что страной руководит император Александр Второй. Вот, собственно, и все мои познания в истории.
Возница хочет знать, кто я такая. Меня интересует тот же вопрос. Шуба на мне, судя по всему, дорогая, но это вряд ли о чём-то говорит. Может, я — крепостная актриса, фаворитка местного помещика. При этой мысли меня передергивает от отвращения. С такими феминистическими взглядами в девятнадцатом столетии придется нелегко.
Мы подъезжаем к двухэтажному каменному особняку. Останавливаемся у парадного крыльца, и на звон бубенцов из дома выбегают люди.
— Эй, кого тут еще принесло? А ну прочь от парадного! Мы барина ждем с молодой женой!
Я холодею от недоброго предчувствия. Быть женой какого-то барина мне тоже совсем не хочется. И где, интересно, этот барин сам? И не он ли устроил всё так, чтобы я в лесу в метель оказалась? Ну, то есть, не я, конечно, а его законная супруга.
Возница, несмотря на сердитые окрики, с места не двигается. Напротив, сам кричит:
— А ты глаза разуй! Не видишь, не один я — с барыней. Я ее в Волчьем логу подобрал. Кабы не мы с Гнедком, поди, замерзла бы у дороги. Не ваша ли хозяйка?
Сани обступают сразу несколько человек. Один из них держит в руках канделябр с горящими свечами.
— Ну? — нетерпеливо спрашивает мужик, что меня привёз.
Я на всякий случай закрываю глаза — чтобы не вздумали приступать ко мне с расспросами. Я всё равно мало что могу прояснить.
Сейчас я боюсь, что слуги могут опознать отнюдь не барыню, а только ее шубу. И если мы с этой женщиной поменялись местами (а кажется, в книгах обычно именно так и происходит), то как я объясню, откуда я взяла ее одежду?
А если они признают и барыню, то значит, мы поменялись не только одеждой и временем, но еще и телами (так в романах тоже случается сплошь и рядом). Этот вариант был более безопасным, но и более неприятным. Мне совсем не хочется, глядя в зеркало, находить там чужое отражение.
— Красивая какая! — слышу девичий голос.
А женщина постарше тихо добавляет:
— Может, и наша. Кто же знает? Барин только недавно женился, да и то в Москве. Мы ее сиятельство не видели ни разу.
Так, хорошо, значит, признать или не признать во мне барыню может только сам барин, а его отчего-то нет.
Женщина будто вторит моим