Викторию и Дмитрия я люблю так, как если бы они были моими родственниками. Несмотря ни на что, я нашла семью в доме Андреевых. И несмотря на все это, Макс был рядом. Я знаю, я и представить себе не могла, что эти полные жалости глаза превратились в понимающие, а позже в те, в которых промелькнула искра чего-то, чего ни один из нас никогда не делал, я потому, что у меня не хватает смелости, а он из-за клятв, которые он однажды дал и которые, кажется, полон решимости сдержать. Это все, что я знаю. Но я увидела в этих глазах и кое-что еще, одной темной русской ночью, когда он пришел за мной, чтобы спасти меня снова. Чтобы забрать меня домой.

Я увидела человека, который убил ради меня. Человека с окровавленными руками и яростью в глазах, такого взгляда я с тех пор никогда не видела, разве что в своих снах.

И боже, сколько раз я мечтала об этом.

Я выхожу из машины, быстро иду по мощеной дорожке к двери, стараясь не думать о том, дома ли сейчас Макс, в гостевом доме, или он все еще в церкви. Я слышу детский смех и плач младенца внутри дома, и вместо этого я сосредотачиваюсь на этом, на семье и доме, в который мне не терпится вернуться.

— Саша! — Катерина удивленно выкрикивает мое имя, как только я вхожу в гостиную. Пара рук мгновенно обхватывает мои ноги, когда Елена, когда-то младшая, а теперь средний ребенок в семье, бросается ко мне.

— Са-ша! — Восклицает она с певучей радостью, и мое сердце мгновенно воспрянет.

Не имеет значения, как я сюда попала или что происходило раньше. Это мой дом. Я не хочу никакого другого, независимо от того, сколько раз мой психотерапевт советовал мне снять собственную квартиру, ездить сюда на работу и работать в обычные часы няни, чтобы отстраниться. Это не сделало бы меня счастливее. Это не избавило бы от ночных кошмаров и не изменило бы мои страхи, то, что выводит меня из себя. Я уверена, это сделало бы все намного хуже. Несмотря ни на что, я чувствую себя здесь в безопасности.

— У тебя должен был быть выходной, — упрекает Катерина, подходя ко мне с Викторией на руках. Дмитрий лежит на игровом коврике в центре комнаты и воркует с игрушкой. — Сходи за покупками, сходи в кино, купи в городе суши по завышенной цене. Выпей немного на крыше, раз уж у тебя есть водитель. Ну, знаешь… повеселись.

В ее голосе слышится легкая нотка тоски, которую я вполне могу понять. Катерина ненамного старше меня, ей нет и двадцати пяти, и она замужем, у нее двое приемных детей и двое собственных малышей… близнецы, что гораздо более ошеломляюще. Из того, что она мне рассказала, она никогда по-настоящему не была тусовщицей, ее положение старшей дочери самого влиятельного человека в нью-йоркской итальянской мафии говорило об этом, но сейчас у нее еще меньше времени на развлечения, чем было тогда. Она мать и жена нью-йоркского Пахана Братвы, а это большая ответственность для одного человека сама по себе.

— Ты же знаешь, я не люблю бывать в городе, — говорю я ей, тянусь к Елене и беру маленькую девочку на руки. — Я скучала по малышам.

Я скучала по своей семье.

Иногда трудно поверить, насколько сильно изменились мои отношения не только с этой семьей, но и с Катериной за год. Когда меня впервые привезли сюда, после событий в доках, Катерина отнеслась ко мне с большим подозрением, думая, что я девушка, которую ее муж привел домой для себя, чтобы развлекаться на стороне. Тогда ее брак с Виктором не был счастливым. Это было необходимое соглашение, чтобы помириться с мафией ее отца и братвой Виктора. Однажды он увидел ее и решил, что она должна быть его. — Теперь я нахожу это романтичным, — сказала она мне с грустным смехом через некоторое время после того, как мы вернулись после ужасных событий в России. — Но тогда я ненавидела его. Я ненавидела то, что он делал, кем он был, и тот факт, что меня заставили выйти за него замуж.

Насколько изменились мои отношения с Андреевыми, настолько изменились отношения Катерины с ее мужем. События в России изменили все, на самом деле, для всех нас. Я никогда не смогу забыть ту ночь в холодных верхних комнатах конспиративной квартиры Алексея, когда я еще называла Катерину миссис Андреева, как привыкла. Она грустно рассмеялась и велела мне называть ее Катериной или даже Кэт. — Особенно после всего этого, я думаю, мы покончили с формальностями, — говорила она

Было трудно не злиться на нее за то, что случилось со мной позже в том ужасном доме. Трудно не винить ее за то, что она сопротивлялась и была причиной того, что я до сих пор ношу на ногах слабые следы тех ночей, когда Алексей терял контроль, хотя и говорил, что не оставит на мне шрамов. Но это была не ее вина. Я так же сильно хотела дать отпор, когда он угрожал Анике и Елене. Я просто знала, чего не знала даже Катерина, на что похожи такие мужчины. Что им нравится, когда девушки, которых они мучают, ссорились, так им было еще легче оправдать перед собой то, что они хотели с ними сделать, способы, которыми они хотели их сломить. Бороться не было смысла.

Я тоже чувствовала сильную вину за свое участие в этом. За то, что умоляла ее уступить Алексею, дать ему то, что он хотел, чтобы он перестал бить меня. За то, что была слишком слаба, чтобы вынести боль.

Мы простили друг друга, она и я, в долгом и слезливом разговоре после того, как вернулись домой. Именно тогда я действительно начала думать об этом месте как о своем доме. Я начала чувствовать себя здесь в безопасности так, как никогда не думала, что буду чувствовать себя в безопасности где-либо еще.

— Саша? — Голос Катерины вырывает меня из моих мыслей, и я вижу намек на беспокойство в ее глазах. — Действительно, тебе стоит взять выходной. Я знаю, какой эмоционально изнурительной может быть терапия. Тебе следует пойти прилечь или прогуляться…

Я хочу сказать ей нет, что мне и здесь хорошо, но прогуляться действительно приятно. В Нью-Йорке все еще весна, хотя и поздняя, воздух легкий и прозрачный, без какой-либо сильной жары, которая наступит позже. И после духоты и запахов города свежий