— Да почему я должен платить штраф за то, чего и близко не делал?

— Да потому, что тебя угораздило жить во Флоренции. Содом и Гоморра — монастырь селестинок по сравнению с нашим богоспасаемым городом. Здесь если взяться, придется пожечь половину народа и легатов его Святейшества за компанию!

Упоминание легатов заставило Леонардо отвлечься от собственного несчастья — охлаждение отношений между вольной Флоренцией и Ватиканом дошло до стадии льда, каждый новый день грозил обернуться интердиктом[8]и настоящей большой войной. Это значит, Флоренции потребуются не только кондотьеры, отвага и верность которых зависят от щедрости оплаты, но и собственное оружие. Военные машины, равных которым нет ни в Италии, ни во Франции, ни даже в Испании. В тайниках души Леонардо теплилась надежда представить собственные эскизы механизмов, полезных для военных нужд, советникам Синьории, он верил, что именно этим стяжает великое признание. Славу, которая много превзойдет всех живописцев, музыкантов и ваятелей города, взятых вместе. Но сейчас все его эскизы находились в состоянии зачатков, подобных свежему куриному яйцу. Как и хорошей наседке, ему нужно было время, чтобы закончить работу. Впрочем, в этом он мало отличался от остальной Флоренции. Республике времени на изыскание средств и подготовку к обороне требовалось ничуть не меньше, и Лоренцо Медичи, которого сограждане прозвали «Великолепным», вручив в его руки настоящее и будущее Флоренции, всячески пытался выторговать драгоценную передышку, затевая долгие переговоры с представителями Святого Престола.

Леонардо уточнил:

— Значит, ко двору его Великолепия прибыла депутация из Рима?

— Полагаю, еще нет, но прибудет со дня на день, хотя этот факт держат в большом секрете. Управляющий из дома Медичи наведал нашего мастера лично, сказал, что желает приобрести до сотни мискалей[9]шафрана, корицы, еще всякой всячины, а также закажет приготовить сладкие шарики из патоки, орехи в меду, фигурный марципан, фиалковые пастилки[10]…

Арестант сглотнул голодную слюну:

— Ты мне собрался пересказать весь заказ?

— Нет, что ты! Он весьма обширный. Мастер, ясное дело, кликнул меня. — Леонардо неприметно ухмыльнулся: парень со сноровкой Лиса запросто способен дирхам корицы превратить в добрую мерку, основательно пересыпав истолченной в пыль золой, так, что даже умелый повар не заметит. — Я говорю — ваша милость, для таких гостей наверняка потребуется нарядить мясной галантин во всяких фазанов и павлинов, устроить какое-никакое представление с музыкой, запустить винный фонтан, наладить фейерверки и все прочее. Без Леонардо с праздником придется туго, — говорю. Управляющий аж загрустил и обещал похлопотать перед самим Великолепием, чтобы тебя не вздернули… как минимум до торжества… Глядишь, за это время твой родитель успокоится и убедит высокий суд наплевать на показания мальчишки, который сдает свой зад в аренду любому, кто готов заплатить.

— Что? Ты видел этот донос и знаешь, кто его написал?

— Если я представился твоим адвокатом, это не значит, что меня допускают копаться в судебных бумагах. Однако я успел перекинуться парой слов с писцами, они говорят, в суд намерены вызвать свидетелем Урбино Палландини. Вроде ты его совратил.

— Совратил? Зачем мне совращать ублюдка, который похож со своим братом-близнецом Джованни как пара новых чулок, а красавчик Джованни подрабатывает моделью в мастерской мастера Верроккьо. Зачем искать далеко то, что имеется рядом, буде на то мое желание? — Леонардо запустил пальцы в волосы, немного подумал и встряхнул головой. — Послушай, у этого мальчишки никаких причин желать мне зла, значит, кто-то его надоумил…

— Скорее подкупил!

— Действительно. Надо бы расспросить его братца Джованни, вдруг он что-нибудь слышал об этой гнусной затее?

— Эк ты набрался прошлой ночью, дружище. Не слышал новостей?

— Нет. Ты о чем?

Везарио перекрестился и поцеловал большой палец:

— Да минует нас горькая участь предстать перед святым Петром в бабском платье, вот о чем я. В таком виде бедолагу Джованни нашли вчера мертвым у Старого моста.

Леонардо горько вздохнул, пробормотал:

— Значит, это был он… бедняга… Кто осматривал его тело?

— Да никто — кому он нужен?

— Ты знаешь, где оно сейчас?

— Платье что ли?

— Тьфу, нет, конечно! Труп Джованни.

— Полагаю, лежит себе в подвале госпиталя Святой Марии[11], ожидает, когда найдутся охочие сброситься на его похороны. Что ему сделается?

Леонардо нервно прошелся взад-вперед по камере:

— Странное дело… Странное! Значит, я вчера оказался на месте смерти Джованни… такое не может быть случайностью. Мне надо осмотреть тело лично!

— Знаешь, Лео, у меня недостаточно близкие отношения с князем тьмы, чтобы перемещать трупы по воздуху, — пожал плечами Лис, извлек из-под плаща несколько листков бумаги, и протянул приятелю. — Не мучай себя попусту, лучше напиши отцу, умоляй, чтобы вытащил тебя из этой передряги. На свободе оно быстрее и проще выяснить, кто и почему на тебя взъелся и желает отправить на костер…

Везарио резко оборвал фразу — шаркая поношенными башмаками, к ним приближался тюремный сторож с плошкой чечевичного варева в руках. Следом за ним гордо вышагивала вчерашняя девочка. Она была умыта, опрятно расчесана, а поверх платьица был повязан простой, но чистенький передник. Девочка несла кувшинчик с вином, накрытый пресной лепешкой.

— Сделайте милость, сержант, — Везарио льстиво повысил сторожа в звании, а сам тем временем натянул капюшон чуть не до подбородка, сгорбился и продолжил противно гнусавить. — Принесите этому синьору перо и чернильницу, когда он окончит трапезу. Ему требуется написать и отправить прошение. И еще — смените эту треклятую солому, в ней расплодились клопы такого размера, что кусают, как крысы. Увы, мне пришло время оставить эти скорбные стены. Дела. Всего наилучшего! — Он крепко хлопнул Леонардо по плечу и, не дожидаясь сторожа, удалился в сумрак коридоров.