Тюремный сторож сделал арестанту знак следовать за ним. Девочка тоже послушно семенила следом за мужчинами до самого пристанища стражи. После пожара здесь успели прибраться, поврежденную дверь сняли и, судя по всему, отправили починять, однако запах гари въелся в стены, а на сундуке и столешнице чернели следы пламени. Сторож поставил миску и кувшин подальше от них, ногой пододвинул Леонардо один из табуретов, которыми заменили испорченную скамью, и сказал:

— Благодарствуйте, синьор, что не дали сгореть нашей малышке Лиа. Она сама сказала бы вам «спасибо», кабы могла. Только не говорит она вовсе.

Леонардо снова взглянул на девочку — ее нежные, розовые щечки обрамляли золотые кудряшки, а голубые глаза лучились такой наивной чистотой, словно перед ним стоял оживший ангел.

— Неужели Господь создал вашу славную дочурку глухонемой?

— Нет, синьор, не так. Леонтина, такое имя ей дали отец с матерью, раньше болтала без умолку, а слышать она и сейчас слышит. Мне она вовсе не родная дочка, племянница. Прошлый год моя сестра преставилась от холеры, ее супружник подался в Геную, подрядился матросом на торговый корабль, с тех пор ни слуху ни духу. Вот девчушка и прижилась здесь, мы с женой заботимся о ней, как умеем. Да разве за эдакой егозой усмотришь? Под самое Рождество потерялась. До полуночи ее искали, бросив все другие дела, уже решили, что бедняжка свалилась в реку и утопла. Потом смотрим — она сидит посреди тюремного двора — откуда только взялась? — вся посинела, аж икает от холода. — Сторож убрал со стола посуду, снял с полки замызганную чернильницу, палочку сургуча, щепу, огниво и подставку с перьями, разложил все это перед молодым человеком. — Один Господь ведает, что с нею случилось, синьор. Сама она не расскажет. Как нашли бедную во дворе, так она и замолчала. Ни словечка от нее больше не слышали. Мы даже продали двух курей и заплатили ученому доктору, чтобы сказал, как ее выходить. Он сперва решил, что голос у нашей Лиа пропал из-за сильной простуды. Только голос у ней никуда не пропадал, случается, закричит во сне, да так звонко, что половину квартал разбудит! Словом, доктор дал ей рвотного камня, чтобы болезнь вышла вместе с блевотиной. Ученому человеку оно виднее — болезнь, может, и вышла, только дите молчит, как и молчало. Мы ее к мессе водили, синьор, и к святым мощам прикладывали — все без толку. Случись что, она и позвать не сможет, приходится день-деньской держать ее здесь, в тюрьме, чтобы была на глазах. Что поделаешь, Господь сверх меры не испытывает.

Тюремный сторож погладил малышку по золотистым волосам, а Леонардо протянул ей мелкую монетку, предложив «прекрасной синьорине» использовать сей скромный дар на покупку новых лент и кружев.

Лиа гордо кивнула, словно вправду была вельможной дамой, достойной щедрых подношений. Леонардо улыбнулся, расправил листок на столешнице, обмакнул перо в чернильницу, но вместо того чтобы начать письмо к отцу, снова взглянул на девочку. Он живо представил, как придаст хрупкие черты девчушки, прозрачную глубину ее глаз и трогательный абрис щек маленькому ангелу или даже самой Святой Деве, и снова окликнул сторожа, испросив разрешения нарисовать его племянницу — малышке от этого не будет никакого вреда.

— Что же, синьор — рисуйте, если больше нечем заняться, — согласно кивнул сторож. — Только побожитесь Кровью Иисуса Сладчайшего, что не сбежите, пока я буду менять солому в вашей камере.

* * *

Леонардо часто случалось делать зарисовки щекастых младенцев и вертлявых ребятишек постарше. Когда третья супруга наконец-то подарила достопочтенному нотариусу Пьеро законного сына, он извел целую тетрадь на портреты сводного братца.

Главная проблема с маленькими детьми — они не желают сидеть смирно! Приходится давать им яблоко, запустить рядом юлу или сунуть в руки котенка. Но сейчас ничего подобного у него не было, пришлось пожертвовать маленькой синьорине второй листок, сохранившийся огрызок угольного карандаша и объяснить, что они будут рисовать вместе. Девочка кивнула и склонилась над листком, стала старательно черкать углем, грациозно склонила голову к плечу, даже губы приоткрыла от усердия. Выражение ангельского личика менялось с игривого на серьезное, затем на испуганное. Казалось, еще немного и маленькая Лиа расплачется.

Обеспокоенный такой переменой, Леонардо привстал и склонился над столом, чтобы заглянуть в ее рисунок и опешил: нежные детские пальчики одного за другим выводили адских чудовищ. Крысы с зубами, похожими на плотницкие пилы, раскинувшие крылья летучие мыши с драконьими головами выдыхали облака дыма и ужаса, змеи свились в злобный клубок и выкидывали ядовитые жала далеко вперед, а гигантским паукам было тесно в границах листа бумаги. От первого взгляда на рисунок его пробрала дрожь — казалось, он разглядывает иллюстрации в адском бестиарии! Неужто демоны вселились в это чистое дитя и водили ее рукой?

Крупная, прозрачная слезинка упала с ресницы маленькой синьорины прямо на листок — нет, ее душа была такой же незамутненной и чистой, как эта капля.

Несчастное дитя еще слишком мало, чтобы сочинить нечто подобное, к тому же кричит во сне.

Возможно, рисунок лишь морок, темный пугающий морок. Когда божественный свет солнца перестает защищать нас, адова сила наслаждается безраздельной властью, пусть не в реальности, но в наших снах.

Леонардо опустился на корточки и спросил:

— Любезная синьорина, если эти жуткие твари пугают вас во сне, вы можете избавиться от них раз и навсегда! Просто порвите этот листок на мелкие кусочки и бросьте в огонь. Они обратятся в пепел и больше не посмеют тревожить сна такой прекрасной юной дамы.

Девочка кивнула, но как-то неуверенно, и склонила голову под гнетом тяжких мыслей. Нет, эти чудища не были навеяны ветром ночных кошмаров — она боялась их в самом деле. Он их видела!

Видела нечто, выходящее за пределы человеческого разумения.

— Лиа, скажи мне, ты действительно видела этих тварей?

Девочка кивнула и окончательно загрустила. Леонардо схватил со стола огниво, сложил листок с рисунками девочки, зажег щепку и растопил кончик сургуча:

— Смотри! — Сургуч послушно капнул на сложенный листок, запечатав его краешки. — Видишь, печать выходит крепкой, как камень. Если ты покажешь мне, где видела этих жутких существ, мы так же точно запечатаем вход туда. Они больше не смогут вырваться, не смогут напугать тебя. Давай попробуем, Лиа? Просто скажи мне, где ты их видела?

Девочка горестно вздохнула и указала пальчиком на пол.

— Здесь? Ты видела чудищ прямо в этой комнате? Они здесь бегали по полу? — Леонардо опасливо оглянулся: он не числил себя человеком робким, однако терпеть не мог пауков и гусениц.

Маленькая Леонтина покачала головой и сильно топнула ножкой по полу.

— В подполе? Все ясно! Бедное дитя, ты свалилась в подвал и натерпелась страху… — Он поднес горящую щепку к бумажке с рисунками. — Погляди, милая Лиа, сейчас твои страхи сгорят! Подуй на пепел, и всякие жуткие твари больше не посмеют тревожить тебя!