Начинаются каникулы. Я сейчас учу французский, и если бы не война, я могла бы поехать во Францию. Раньше я должна была поехать, но Гитлер захватил Австрию, потом Судеты, Чехословакию, Клайпеду[10] и кто знает, что он сделает потом. Он влияет и на мою жизнь. Хочу написать стих для Арианки. Буду очень рада, если получится хорошо.

Все так же печально… до слез… тяжело на сердце. У меня нет нового пальто, а это старое и изношенное. У меня нет новых туфель, как у всех моих подруг. И пусть я успокаиваю себя тем, что у меня есть приятные мысли и хорошие мечты о будущем, мне все равно грустно. Весь Пшемысль принарядился, каждый поблескивает издалека своими новыми, особыми туфлями (это видно по подошве и когда слышишь там и тут: «Ух, волдыри!»). У всех торжественные лица, как в праздничные дни. Просто не знаю, почему это праздничное настроение напоминает мне о том времени, когда шли учения на случай бомбежки.

– Господин Штайнер, говорю вам, что за фарс! Они меня сделали каким-то комендантом, сударь. Я целыми днями бегаю как безголовая курица, сударь. И я даже не знаю, что к чему!

– Да, да. Комедиант на старости лет. Что же еще?

Такие разговоры можно слышать повсюду в городе.

– Дорогой друг, позвольте вам сказать, попахивает войной.

– Угу. Близится конец света… Слышал что-то про бомбы. Но, говорят, что войны не будет, друг мой, что просто они пытаются нападать друг на друга, одни снизу, другие сверху.

– Говорите, не будет войны?! А я думаю, война будет. Вы, друг мой, не знаете, но плакаты развешивают всегда перед войной. Они приходят и уходят, а потом, друг мой, вдруг раз – и начитается война.

С:

– Сирены?! Тревога! Выключите свет! Задерните занавески на окнах! Казя, возьми сковородку и бей по ней, быстро, – вопит комендант.

Н:

– О чем вы говорите, дорогой сосед? Ясно сказано, что в случае тревоги надо стучать по рельсу, – говорит сосед.

Сосед 2:

– Какого черта? Вы что, с ума сошли? В случае тревоги ничего не надо делать, просто тихо стоять в воротах.

С:

– Кажется, я здесь комендант, и я знаю, что делать! Ну вот, пожалуйста, везде бьют гонги, Казя! Сковородка и рельс, бей по обоим.

Н:

– А что насчет нарукавной повязки?

С:

– Простите?! Не говорите мне, что делать. Если будете все время со мной спорить, я немедленно подам старшему по дому прошение об отставке. А вам, разумеется, придется заплатить штраф.

Соседка:

– Тише! Я только детей уложила, а вы такой шум подняли. Что происходит? Нужен порядок. Дайте порядочным людям спокойно жить. Вы комендант, а вместо того чтобы обеспечить покой и тишину, вы шумите на всю округу, будите детей, поднимаете с постели порядочных людей.

С:

– Милая дама, была тревога…

Соседка 3:

– Какая тревога, какая тревога? Пани Петрожкова, вы ее слышали? Я только что смогла уложить детей. Генё болен, доктор сказал, ему нужен покой. А тут суматоха на весь дом среди ночи. Неслыханно! Вы когда-нибудь слышали о таком?

Пани Петрожкова:

– Да, дорогая, настоящий переполох.

Сосед 2:

– Говорил я вам, что надо стоять тихо и ждать, пока…

Зося:

– У мамы мигрень. Она сказала, чтобы вы немедленно замолчали, или она вызовет полицию.

С:

– Я здесь комендант, ответственность на мне, так что я делаю, что считаю нужным, и меня не волнуют какие-то болезни. Казя, еще удар по бочке!

Констебль:

– Что здесь происходит? Разойдитесь по квартирам. Тревога давно кончилась. Сколько крика! Шум! Беру на заметку. Все жители дома 13 по улице Несчесливска заплатят штраф за то, что устроили шум.

П:

– Вот так комендант!

Давно ничего тебе не рассказывала. Почему? А я знаю – почему? Я сейчас учу французский и еду к Ерщине[11]. Написала работу по романской живописи и теперь планирую, вернее, уже начала писать немецкий текст. Вчера, 3 мая, участвовала в марше, поэтому сегодня мне нездоровится. Вымокла под дождем. После нашего последнего разговора многое изменилось. Мама и Арианка уехали в Лодзь. Я в плохих отношениях с Брюхлой. Она не стала меня экзаменовать по греческому и сказала директору, что я все время только болтаюсь с Норой. Это мне рассказала Ирка, но Ирка любит сплетничать. Был школьный вечер, но я не ходила. Луна, наоборот, выпендривалась как могла. Почему-то эта идиотка вообразила, что она моя соперница! Моя соперница! Мне дела нет до ее выступления. Нет, мне совершенно все равно, просто мне кое-что об этом известно. Не могу сказать, что я хвастаюсь. Чувствую, что однажды она станет артисткой кабаре (это видно по ее волосам и движениям), а у меня другие планы (я так думаю), так что наши пути не пересекутся, и глупо говорить, что Луна может быть моей соперницей. Сегодня я объявляю войну – внутреннюю войну. Я ей вчера сказала об этом, и я не отступлю. А случилось то, что она не давала мне сесть в том ряду, где мое место. В конце концов прибыла староста и сказала, чтобы я с ней, то есть с Луной, поменялась местами. Она мне говорит: «Я знала, что ты права, но мне хотелось сделать тебе назло!» Мне назло! Ха, ха, ха, да это просто смешно. Она, которая ничего без меня не может по латыни и вообще. Так что я ей сказала: «Ты мне хотела сделать назло, так теперь запомни, что я тебе тоже буду стараться делать назло». Именно так я буду делать, до конца, потому что я так хочу.