рта ни на минуту. Засыпает Ивана десятком вопросов в секунду и далеко не всегда даёт ему возможность на них ответить.

Познакомила отца со всеми своими игрушками, разболтала на ушко все секреты. Поведала обо всём, что происходит в саду, с кем дружит, а кто её обижает. Пересказала все стишки, которые рассказывала Деду Морозу на утреннике. Даже на меня пожаловалась, что я забрала её подарок – домик с конфетами – и выдаю только по одной штуке.

Сдаёт меня Ивану с потрохами, даже маму мою цитирует. А потом выдаёт:

- Папа, а ты – матлос?

Ваня уже наловчился понимать её тарабарский язык, но вопрос загоняет его в тупик.

- Почему ты решила, что я – матрос?

- Потому сто бабуска говолит, сто ты поматлосил маму и блосил! А матлосят кто? Матлосы! Котолые на колаблях! Нам воспитательница в садике лассказывала.

В очередной раз не знаю куда деть глаза от стыда. Сколько просила маму не обсуждать такие вопросы в присутствии ребёнка!

- Так, Мария Ивановна, что-то ты слишком много вопросов задаёшь, – пытаюсь разрядить обстановку и переключить внимание дочери на что-то другое. – Может, тебе мультики включить?

- Папа, будес мультики смотлеть?

- Давай так, ты посмотришь сама, а папа мне тут поможет. А потом будем ужинать. Хорошо?

Идея у дочки энтузиазма не вызывает – болтовня с папой ей явно пришлась по душе. Но и мультики посмотреть хочется, я нечасто ей разрешаю. Некоторое время она колеблется, выбирая, чего хочется больше: атаковать папу вопросами или следить за любимыми героями. В итоге телевизор всё-таки побеждает.

- Я немно-о-оско посмотлю, – вытягивает большой и указательный пальчики так, чтобы между ними было маленькое расстояние, – а потом плиду вам помогать.

- Замучила она тебя? – спрашиваю, когда успешно справляюсь с миссией по включению мультиков и перемещению дочери в комнату.

- Не привык просто, – улыбается. – Маруська такая забавная. Она – Ивановна?

- Ну а как я её должна была записать?

- Всё правильно. А отец как записан?

- Никак, – пожимаю плечами. – Ты так и не объявился, других претендентов на тот момент не было.

- А потом появились?

- Ваня, я же не знала, где ты и что с тобой. Думала, ты меня бросил. Знаешь, как непросто быть одной, ещё и с маленьким ребёнком? – оправдываюсь, хотя тогда казалось, что поступаю единственно правильным способом.

- Ты… замужем? – спрашивает разочарованно.

- Да, – вздыхаю.

- А где сейчас твой муж?

- Мы не живём вместе, уже давно, мне неприятно говорить на эту тему. Он пьёт. Вернее, поначалу не пил, но вскоре его сократили, кризис – устроиться сразу не удалось. Работу найти тяжело, а бутылку открыть и в стакан налить – куда проще.

- Он тебя обижал?

- Нет, но смотреть, как он опускается, было невыносимо. Я быстро поняла, что борьбу с его зависимостью проигрываю, и ушла к родителям.

- Так вы развелись?

- Официально – нет. Я как белка в колесе: Маруська, работа. Ничего не успеваю, не то, что до ЗАГСа дойти.

- Я теперь буду тебе помогать, – говорит решительно, и я почему-то даже не думаю сомневаться. – После праздников сниму квартиру в городе, перееду сюда. Я немного выпал из обоймы, за время моего отсутствия многое поменялось. Но теперь у меня появился такой стимул!

Иван берёт меня за руку, и кажется, что он дрожит. У меня самой внутри всё детонирует от его взволнованного низкого голоса. Будто вернулась на четыре года назад, в то время, когда Иван мне сделал предложение. Я словно заново проживаю те эмоции, трепет и волнение. Всё так остро! И боль…

- Можно я буду приходить к вам? Я могу Марусю из сада забирать, гулять с ней. В магазин ходить… Всё, что скажешь. Борщи варить буду.

Последняя фраза – не просто набор звуков. Для нас она имеет особый смысл. Как бы я хотела переиграть нашу последнюю встречу! Ваня был тысячу раз прав – никакая карьера не стоит семьи и отношений между людьми. Я не должна была так остро реагировать на его упрёки, не должна была тогда убегать. Должна была позвонить перед отъездом… Чего я добилась своей гордыней?

Кладу вторую руку поверх его.

- Вань…

Ловлю его взгляд, подбирая правильные слова. Они все куда-то подевались. Боже… Я снова ошарашена его предложением. И не знаю, как следует сейчас отреагировать. Кажется, от моего ответа на простой вопрос зависит судьба Вселенной. Я так боюсь снова ошибиться!

- Конечно, приходи, – выдавливаю из себя, не придумав ничего лучшего. – Но борщи я буду варить сама.

Иван сгребает обе мои ладони.

- Спасибо.

А я не знаю, что ему ответить. За что он меня благодарит?

- Оксана, я пойду уже, иначе опоздаю на последний автобус.

Совсем выпустила из вида, что ему до райцентра ещё добраться как-то нужно.

- Вань, ты уверен, что автобус будет? Праздничный вечер, он может не поехать.

- Ну значит, мне не повезёт.

- Ты можешь остаться, – сама не понимаю, как произношу это. – Утром поможешь мне подготовиться к гостям.

Ваня смотрит недоверчиво. А я продолжаю тараторить.

- Сейчас Маруську уложу, накроем праздничный стол. Рождество всё-таки. Составишь мне компанию?

Почему для меня вдруг стало так важно его оставить – не понимаю.

- А это удобно? Что твои родители скажут, когда вернутся?

- Ваня, я давно уже взрослая девочка, – мысленно улыбаюсь, вспоминая, сколько моралей мама мне читала, чтобы до свадьбы даже не думала давать Ване доступ к телу. А сколько потом она причитала, что так и знала, что этим всё и закончится.

Глава 4

Иван

Голод по женской ласке нестерпимый. Но ещё больше я хочу именно Оксану – мою единственную любимую женщину. Когда она предлагает остаться на ночь, мозг понимает, что она просто по-человечески заботится обо мне. Разумно предположить, что последний автобус в канун Рождества на линию не выйдет. А позволить человеку ночевать в праздник на автостанции – нехорошо, не по-христиански.

Но кровь всё равно разгоняется, тяжелеет, сердце пускается вскачь, а в голове мельтешат картинки «восемнадцать плюс». Держусь…

Оксана купает Марусю, читает ей на ночь книжку и желает спокойной ночи. Стоя в дверном проёме, наблюдаю эту картину и представляю, что я дома, что это – моя семья… Насос, качающий кровь, болезненно