Не могу насмотреться на любимую. Не могу перестать касаться её руки… Голова кружится, чувствую себя пьяным, хотя не выпил ни капли.

Но не решаюсь сократить расстояние. Боюсь спугнуть. Боюсь, что оттолкнёт – я этого сейчас не переживу. Лучше уж просто смотреть и держать любимую за руку… Внутри Армагеддон. Всё взрывается и полыхает…

Я так хочу, чтобы она сама ко мне потянулась. Чтобы обняла, поцеловала, позвала к себе в спальню…

Но чуда не случается. Заканчиваем ужин, Оксана стелет мне на диване в гостиной, а сама скрывается за дверью… Но это же не означает, что у меня нет шанса? Может, не сегодня… Ей, наверное, нужно время.

Сон никак не идёт. Да и как уснуть, когда за стенкой, всего в десятке шагов спит самая желанная женщина на свете? И рядом – наша с ней дочь… Боже, наверное, я прошу слишком много, но, пожалуйста, помоги мне снова завоевать любимую…

Тихие шаги по коридору. Оксане тоже не спится?

Едва слышно скрипит дверь. Глаза, давно привыкшие к темноте, различают тонкий силуэт.

- Ваня, ты не спишь?

- Не спится.

Присаживается на диван. Что говорить? Как себя вести? Зачем она пришла?

Сажусь рядом. Это пытка! Где взять выдержку, чтобы не наломать сейчас дров?

Касаюсь ладони, веду пальцами вверх по плечу, поглаживаю шею, щеку… Меня несёт. Обхватываю любимую двумя руками, прижимаю сильно-сильно, целую… Задыхаюсь. Сердце колотится, грозясь разорвать грудную клетку. Боже…

Мои руки на её спине, её руки – на моей. Губы встречаются. Жадно. Горячо. Безумно. 

- Оксаночка, люблю тебя… Люблю…

Укладываю на кровать, нависаю над ней. Не могу насытиться поцелуями. Одичавший от жажды, пью её и сгораю. Диван угрожающе поскрипывает в такт движениям, но мне плевать… Оторваться от любимой не смогу, даже если наступит конец света.

* * *

- Бабуля! Дедуля! А у меня тепель папа есть! Он настоясий! Мне его Дед Молоз подалил!

Накрываю скатертью стол, оглядываюсь, чем бы себя ещё занять, чтобы отсрочить встречу с Оксаниными родителями. Я их боюсь! Одной фразой ведь не объяснишь, почему у нас с ней всё так получилось. А они уже тысячу раз вынесли мне приговор.

Кошусь на диван. Несмотря на свой возраст, он пережил эту ночь и, кажется, даже остался пригодным для дальнейшего использования. В голове шумит, пальцы покалывает от недавних воспоминаний. Улыбаюсь, как счастливый дурак… Боже, всего сутки назад я нашёл в почтовом ящике письмо, опоздавшее на три с половиной года… А кажется, прошёл целый год.

- Идём, идём сколее знакомиться с моим папой, – Маруська тянет деда за руку в гостиную.

- Ну здравствуй, Иван, – Пётр Михайлович протягивает мне руку и доброжелательно улыбается.

Он не настроен меня отчитывать за столь длительное отсутствие в жизни дочери и внучки?

Меня принимают…

* * *

Девять месяцев спустя

Меряю шагами расстояние от одного угла роддома до другого. Маруська семенит за мной, ухватив за палец и подпрыгивая от нетерпения. Неотрывно гляжу на телефон. Как только он зазвонит, мы сможем войти внутрь.

Тесть с тёщей остались в машине и тоже ждут, когда их позовут.

С погодой не повезло: ветер пронизывает насквозь, собирается дождь. Дрожу, но не от холода, а от напряжения.

Волнуюсь. Нервничаю. Что там происходит? Как можно так долго одеваться? Всё ли у них там в порядке? Может, помощь какая-то нужна?

Моя миссия сейчас – развлекать тут дочь, чтобы она не капризничала. Маруська и так умничка. Все пять дней, пока Оксана пробыла в роддоме, почти не плакала, не требовала немедленно вернуть ей маму, только иногда грустно рассказывала, как сильно скучает.

А я как соскучился! Но я же взрослый и ответственный… Разве имею право показать дочке свою слабость?

Звонит! Наконец-то!

Оксана спускается в сопровождении медсестры, которая несёт синий свёрток с белыми рюшами. Вручаю жене букет и неумело беру на руки крохотного сына. Внутри всё дрожит.  Малыш закутан так, что виден только малюсенький носик. Любимая поправляет одеяльце, чтобы открыть личико и сделать наш первый семейный снимок в новом составе.

Дед поднимает на руки Маруську, чтобы она могла получше рассмотреть младшего братика. Она сразу же включает режим «деловой колбасы», но увидев фотографа, вспоминает, что она – принцесса, и старательно позирует на камеру.

Приседаю на корточки, чтобы сфотографироваться с двумя детьми одновременно. Дочь обхватывает мою шею и чмокает в щёку, а потом доверительным голосом сообщает фотографу:

- Мой папотька – самый лутьсый на свете. Мне его Дед Молоз на Лоздество подалил!

Конец