безусловно кому-то надо делать. Машина снова завелась и, проехав немного вперед, покрутившись на месте, замерла. Нам открыли дверь и разрешили покурить. Теперь полицейские могли особо не усердствовать и не переживать, что мы куда-то денемся от них. Куда?! Высокие бетонные стены, увенчанные в несколько рядов колючей проволокой, смотровые вышки и разгуливающий сверху стены парень с автоматом. Такой вид отбил бы желание что-либо предпринимать даже у опытных и склонных к побегу. Что уж говорить про меня. Я еще не отошел от происшедшего со мной в последние дни и был подавлен. Жадно вдыхая сигаретный дым, я смотрел через открытую дверь на небо. Сегодня оно нависло очень низко и все внизу стало свинцово — серым. Но мне хотелось непременно оказаться за другой стороной стены и смотреть наверх не через решетку, а как все остальные люди. Подумал о том, что отрешенность и терпение — это не самые плохие попутчики в моей ситуации. Для того, чтобы остаться самим собой и не терзать себя лишними переживаниями. Пока мы ожидали нашей очереди, я успел с небольшими перерывами выкурить две сигареты. Владелец голоса справа от меня выкурил три. Это я понял по звуку и характерному запаху зажигающихся спичек. Мне сильно хотелось пить. И еще этот металлический привкус во рту не покидал меня.

Скоро наступила наша очередь выгружаться. Грузовик подъехал максимально близко к стене. В метре от двери нашего транспорта находился проем с глухой металлической дверью, покрытой краской кирпичного цвета. Дверь издала резкий скрипящий звук и, сдвинувшись вправо вдоль стены, открыла проход в здание. В коридоре, уходящем от входа куда-то вглубь, нас встречали двое сотрудников: капитан и лейтенант. Лейтенант улыбался, а у капитана лицо с усталыми глазами почти сливалось с грязно-серой стеной коридора. Один из наших сопровождавших вручил капитану в руки документы. Тот посмотрел их и, не отводя от бумаг глаз, выкрикнул мою фамилию. Полицейский открыл дверцу камеры, и я неуверенной после долгого сидения походкой преодолел несколько шагов, отделявших меня от коридора.

— Лицом к стене, — последовала команда.

Я выполнил. Глубокий и долгий выдох лишил меня осанки, голова наклонилась вперед.

— Что так тяжело дышишь? — поинтересовался лейтенант.

— Да как то странно все. Как будто не со мной.

— Понятно. Это бывает. Через пару дней пройдет.

После нудной и утомительной процедуры оформления, медицинского осмотра и прочего я, вконец лишенный сил, наконец оказался в своей камере. Поздоровался с присутствующими. Они в ответ нестройно ответили. Один из арестантов, сидевший на кровати в дальнем от двери углу, сказал мне, чтобы я проходил и занимал свободную койку. Камера была рассчитана на десять человек. Стояло пять двухъярусных кроватей: по две вдоль боковых стен и одна около дальней под зарешеченным окном. Пространство в центре занимал обшарпанный стол с такими же лавками, прочно прибитыми к полу. Довершали обстановку покрашенные в человеческий рост в один из оттенков синего цвета стены и параша справа от входа. В камере находилось шестеро. Я оказался седьмым. Выбрав одно из оставшихся свободных мест на нижнем ярусе кровати, я снял обувь, затолкал в угол куртку, свернулся калачиком и сразу же уснул.

Проспал подряд около двенадцати часов. Проснувшись, обнаружил что в камере еще темно. Насколько я мог понять, остальные заключенные спали. Никто не храпел, только с двух коек раздавалось громкое сопение. Я сел на кровати, достал сигарету и закурил. Меня беспокоило то, как справятся со всем этим мои родители. Они люди простые и законопослушные, а тут такая история. И как отреагирует Аня?! Мысли об этом вызвали приступ тупой злости. И она стала клокотать как раскаленная лава в кратере вулкана. Захотелось срочно что-нибудь сломать. Но мне удалось справиться с эмоциями. Я выкурил вторую сигарету, потом ополоснул лицо и руки над умывальником и снова лег на кровать. Организм до конца не пришел в свое нормальное состояние и примерно через полчаса я снова уснул.

В первые семь дней никто за исключением дважды посетившего адвоката меня не беспокоил. За это время мне удалось неплохо узнать моих соседей по камере. А им, наверное, разглядеть получше меня. Ни с кем из них общение не вызывало напряжения. Разные люди с разными судьбами. И причины их появления в этом учреждении тоже сильно отличались друг от друга. Общая беда сплачивает людей. Помимо меня лишь один из сокамерников говорил о своей невиновности. Его звали Бухман Олег Валентинович. Рассказываемая им история о присвоении денежных средств с предприятия, на котором он трудился главным бухгалтером, навевала скуку. Со слов Олега Валентиновича во всем был виноват финансовый директор, который во время пребывания главбуха в отпуске исполнил хитрую комбинацию, которой одновременно увел со счетов большую сумму и подставил Бухмана. Ну как подставил?! Железобетонных улик против него пока не было. Но имевшихся в наличии, носивших скорее косвенный характер, было достаточно для того, чтобы судья принял решение о заключении под стражу. Все в камере, и я с третьего дня пребывания не был исключением, старались дать понять Олегу Валентиновичу, что его нудное повествование утомительно влияет на нашу нервную систему. Однако это его не остановило. И каждый день бухгалтер начинал заново рассказывать о том, как все по его мнению произошло. Олег Валентинович был тут уже двадцать семь суток. Вышло так, что свой день рождения ему пришлось отпраздновать здесь, в камере. На праздник ему разрешили передать фотографии дочерей, которых он очень любил. Бухгалтер теперь часто доставал несколько карточек с их изображением и с гордостью демонстрировал. Не смотря на тот факт, что публика здесь была в целом простая, никто себе не допускал каких-либо недостойных замечаний на их счет. На восьмой день меня в третий раз навестил мой адвокат. Теперь он улыбался и я невольно заразился его оптимизмом. Защитник сообщил, что ситуация уже изменилась к лучшему. Следственный комитет определился со следователем, который будет производить следствие по моему делу. Адвокат уверил меня в том, что это человек терпеливый, трезво оценивающий обстановку и в целом честный. Последнее обстоятельство, по мнению защитника, ложилось на нашу чашу весов, так как в силу этого качества на ход расследования не удастся влиять тем, кто хотел бы это сделать. Хорошо также то, что не смотря на мое избиение в полиции, я не подписал обличающие себя бумаги и не согласился на оформление явки с повинной. Помимо этого существуют дополнительные моменты, которые могут оказать в дальнейшем положительное влияние на мое положение. Затем он сказал, что выполнил мою просьбу и поговорил