– Не помню. У меня нет никакого вчера, есть только сегодня.

Кажется, Заира знала все языки на свете, потому что легко общалась и с китайцами, и с кипчаками, и с монголами.

Жила Заира в желтой юрте вместе с другими пленными девушками, которые служили для ублажения нукеров Тури-хана.

Эталмас и сюда запустила свою жадную руку. Джигитов к девушкам стали пускать за плату. В зависимости от красоты рабыни колебалась и плата: от десяти до пятидесяти серебряных монет.

– Мало, но что поделаешь, – рассуждала Эталмас. – Всё-таки нукеры мужа.

Жаловаться на ханшу никому и не приходило в голову. Все знали, что она мстительна. Нашепчет что-нибудь повелителю, будешь готов не то что десять серебряных монет, десять золотых заплатить, только чтобы она тебя простила.

Нукеры презирали девушек желтой юрты. Всех, кроме Заиры. Как она сумела покорить суровые сердца багатуров, Анастасия не знала. И не спрашивала, чтобы не обидеть подругу. Если подобно Гризельде не можешь броситься вниз с высокой башни или хотя бы заколоть себя кинжалом, как сделала в прошлом месяце одна из девушек желтой юрты, терпи и живи, как можешь!

Заира-то и шепнула Анастасии, что означает имя их злой, жестокой госпожи. По-татарски – "собака не возьмёт". Как только хан мог на такой жениться!

– Наверное, красивая была, – равнодушно предположила Анастасия.

– А может, богатая? – хихикнула Заира. – Калым за неё никто платить не хотел, вот она сама и заплатила Тури-хану, чтобы хоть так взял её замуж!

Если бы Эталмас услышала их разговор, Заире несдобровать. Но булгарка на этом свете, похоже, ничего не боялась.

Сегодня днем возбуждённая Заира прибежала к своей подруге, подкараулив Анастасию, когда та возвращалась от ручья с огромным кувшином воды.

– Повезло тебе, уруска, ой, повезло! Сильный у тебя, видать, святой покровитель. Не оставил в беде, не дал пропасть твоей душе…

– Что случилось? – недоумевала Анастасия, уворачиваясь от пылких объятий подруги. – Я же ничего не знаю!

– Откуда тебе знать? Я первая узнала, мне нукер Аслан рассказал. Сотник Аваджи тебя у Тури-хана в жены выпросил!.. Да ты и не рада?

– Не всё ли равно, чьей рабыней быть?

– Всё равно? – Заира, казалось, не верит своим ушам. – Глупые у вас, урусов, женщины! Чуть что, по пустякам крик подымают, а случись серьёзное дело, молчат, будто идолы каменные. Открой глаза, различи свою выгоду!

– И в чём она, эта выгода? – Анастасия тяжело вздохнула.

– Трудно с тобой! – насмешливо фыркнула Заира. – Нукеры шепчутся, порченая ты. Только Аваджи не побоялся. И не в наложницы взял, а сразу – в жёны! Молодой, красавчик. И с девушками всегда добр. Ханше платил, девочкам платил… Так не все делают. Думают, зачем рабыне деньги… хан вас поженит!

– Я и так есть венчанная жена, – упрямо проговорила Анастасия.

– Вдова. Ты сама говорила, что твоего мужа убили…

– А если нет? – Анастасия сказала так и пригорюнилась. – Конечно, убили. Иначе он давно бы нашёл меня и освободил.

– Освободил? – Заира зло захохотала. – Сколько человек в дружине твоего мужа? Молчишь? А у Тури-хана три тысячи джигитов. Силёнок у твоего Севола не хватит, чтобы воевать с повелителем степей!

Глянула на побледневшую подругу и сжалилась.

– Я хочу, чтобы ты побыстрее в себя пришла, на жизнь открытыми глазами посмотрела. На ту, какая есть, а не ту, о которой тебе в детстве рассказывали. Мужчины не такие, как мы, и по-другому к нам относятся. Если и не убили твоего мужа, всё равно искать тебя он не станет. Ты для него теперь нечистая… Что ты так на меня смотришь? Разве ты не принадлежала другому мужчине?

– Но я же не хотела!

– Он не станет задумываться об этом. А то ещё, чтобы мукой не мучиться, скажет себе: она сама виновата, – Заира с силой потерла лоб, будто хотела стереть с него накрепко въевшуюся грязь.

На другой день Анастасия стала женой юз-баши Аваджи. Он стал звать жену Ана.

Когда Анастасия услышала от Заиры о том, что хан отдал её в жены своему нукеру, она не сразу поняла, насколько теперь изменится её положение. Ей казалось, что лучше быть неприкасаемой чёрной рабыней, чем жить с кем-то из этих чужих, дурно пахнущих людей….

Она тихонько потрогала свои шершавые в мозолях ладони. Оглядела длинное, до пят, блёкло-серое платье, выгоревшее на солнце и знавшее, очевидно, не одну хозяйку, единственную свою одежду, которую она изо всех сил старалась содержать в чистоте.

У неё не было больше ничего своего, но при этом Анастасия всё же будто принадлежала себе. То есть делала изо дня в день работу, которую ей поручали. С утра до вечера трудилась с покорностью вола под ярмом, зато никто её и не трогал. Казалось, грязь работы защищала её от домогательств окружающих.

Теперь она станет принадлежать другому мужчине и тоже будет делать для него работу, но перед ним она будет совсем беззащитна. Анастасия уже успела понять: Восток не любит непокорных женщин.

Два месяца в плену она провела в ожидании. Сердце её вздрагивало от каждого стука копыт, от звяканья уздечек, фырканья верблюдов. Когда в курень приезжал кто-то чужой, бедная женщина жадно вслушивалась в говор, тщетно надеясь услышать русскую речь. Вдруг приедут из Лебедяни посланники, привезут выкуп за неё…

Ребёнок! Её первенец. Мысли о нём не оставляли Анастасию, когда со стороны казалось, что она просто бездумно бредёт под своей тяжёлой ношей или скребёт закопчённые котлы. Она так и не смогла решить, что лучше: надорваться на тяжелой работе да скинуть или, несмотря ни на что, доносить? Ребёнок Всеволода. Княжич…

С мыслью избавиться от ребёнка её женская природа никак не хотела смириться. Даже взваливая на себя вязанки с хворостом, она невольно старалась положить груз так, чтобы тяжесть приняли на себя руки и спина, но не живот. Наверное, со стороны выглядело смешно, как она ныряла спиной под вязанку, чтобы не поднимать её перед собой.

Но только теперь, когда её выдали замуж, она поняла, что назад дороги нет. Никогда она не увидит князя Всеволода, никогда не взглянет в лицо милых родителей своих, братьев любимых…

Всю церемонию нового замужества она перенесла, как во сне. Спроси её кто-нибудь, что она запомнила, Анастасия не смогла бы ответить. Что-то говорил мулла. Что-то шептал будущий муж, дергая её за шелковое покрывало. С чем-то она должна была согласиться. Кивнуть. И она кивнула.

Наконец Анастасия осталась наедине со своим мужем в его юрте. Теперь их общей юрте.

– Посмотри на меня, Ана, – сказал он.

И она впервые за всё время взглянула ему в глаза…

Давно, много лет назад, когда Аваджи пас овец богача Хисмадуллы на алатау, на склоне горы он увидел одинокое дерево. На нём росли зелёные сливы – такими же были её глаза. А ещё такого цвета были листы водяной лилии в тихой речушке его детства…