— Мне кажется, они воспалены, красные какие-то. Блин!

— Что там?

— Она мой палец не отпускает.

— Покусывает?

— Ну типа того. Все, достал.

— А теперь суйте обратно, у Маши режутся зубки. Ей хочется чего-нибудь пожевать, спокойной ночи не ждите, просто терпите.

— И что мне с пальцем во рту спать?! Ты в своем уме?

— Ладно, я пошутила.

— Ну и что мне делать?!

— В таких случаях помогает грудное вскармливание, ребенок успокаивается, а потом кусает сосок. Это ооочень приятное занятие для малыша. Молока у вас, конечно, нет, но соски имеются. Пусть кусает их.

— Женя!

— Ладно, ладно, в сумке, которая стоит около пеленального столика, есть прорезыватель для зубов. Пусть с ним забавляется. Все, Пал Саныч, терпите, все через это проходят. Неспокойной вам ночи. Ой, перепутала. Конечно же, спокойной.

Секунда и Жени на связи уже нет. Ну ничего, я тебе еще отомщу. Бросил трубку и принялся искать тот самый прорезыватель.

* * *

Я убью мастера, который делал мне потолки, ибо за всю ночь насчитал три неровности, убью производителя латексных изделий, в случае подтверждения отцовства, хотя все же уверен, что всех учел. Короче, убью всех, но прежде всего себя. За всю ночь я ни разу не закрыл глаза больше, чем на пять секунд. Боюсь вставать с кровати, потому что впервые за всю ночь Маша успокоилась и спит вот уже пол часа. Спит не в своей кроватки, а рядом со мной на моей двуспальной кровати. Тут же и Тима примостился, аккурат около девчонки. Малая даже положила ручку на его ухо. Так бы и остался лежать, не рыпаясь, но будильник, который прозвенит аккурат через пять минут не дает мне этого сделать.

Как можно тише стараюсь встать с кровати и выбраться наружу. Маша не просыпается и даже не шевелится. Надеюсь жива. Бегом спустился вниз и пожарил себе яичницу. На ходу все съел, запив растворим кофе с банки и тут я услышал спасительный звонок в ворота.

Няньку встречал с распростертыми объятьями, положив ей сразу красные бумажки на видное место. Из дома сбегал под крик женщины о том, что ребенок не должен спать на кровати с собакой. Решил не посылать ее в далекие края, а просто сбежал, в очередной раз перекрестившись.

* * *

Весь день хожу как на иголках в ожидании теста ДНК. Уже конкретно забил на работу, голова все равно не варит. Решетников бегает туда-сюда, вызывая во мне желание двинуть ему в морду. Женя тоже не отстает, ее гаденькая улыбка выводит меня из себя.

— Вы так плохо выглядите, Павел Александрович. Круги под глазами и бледный какой-то. Что, ночь была плохая?

— Ага. Бессонница замучала.

— Мне вас так жаль, — цокая произносит Женя. Жаль ей, ну-ну. — Да не переживайте вы так из-за теста. Девочка ваша, это же сразу видно. Характер у нее, чувствуется, как и у вас-не сахар. А глаза… вылитые ваши. Такие же небесно-голубые.

— Да вы что тупые все?! У нее еще вообще нет характера, это просто писающее, пускающее слюни, орущее существо. А глаза, вашу дивизию, такие от недостатка мелатонина! Это не генетика!

— Тихо, тихо. Успокойтесь. Вам просто надо поспать, я сейчас вернусь, — обманчиво ласковым голосом произносит Женя и выходит из кабинета.

Да, мне надо поспать. Обязательно надо. Только бы дождаться результата.

— А вот и я, — кладет на стол свою сумку и пристально смотрит мне в глаза.

— Что?!

— Круги под глазами вам не идут, — достает из сумки какую-то упаковку таблеток и подает мне. — Держите, это мелатонин, он поможет вам заснуть. Одну таблеточку за полчаса до сна. Кстати, для идиотов, — специально проговаривает по слогам, — Цвет глаз зависит от меланина. А мелатонин поможет вам для сна.

— Тебе нравится надо мной издеваться, да? Что я тебе сделал, Женя?

— Да, Господь с вами, я реально вам сую таблетку для сна. Вы удивитесь, но при всех своих качествах, вы мне нравитесь. Кстати, характер ребенка формируется уже с первых месяцев жизни. Дерзайте и не похерьте девочку. Можно я пойду домой пораньше?

— Нет!

— Как знаете.

Как только Женя выходит из кабинета, я срываюсь с места и еду в клинику. Результат должен быть уже готов, иначе свихнусь. Захожу в клинику со стучащим сердцем, забираю результаты, и не подавая вида какой раздрай в душе, сажусь в машину. Несколько минут прожигаю взглядом конверт и все же открываю. Куча ненужных и непонятных слов и, наконец, взгляд цепляется за нужную строчку: вероятность отцовства 99, 9999 %.

Вот уже три часа я катаюсь по городу, слушая нереально громкий звук собственного сердца. Самое дурацкое, что меня коробит даже не факт наличия отцовства, а то, что я совершенно не понимаю кто мать девочки. Так не бывает, ну не бывает! Въезжаю на территорию дома и опрокидываю голову на руль.

Мне словно снова восемь лет, и я боюсь идти домой, потому что мать выпорет меня за грязные штаны. И ведь мамы давно нет, брюки, блин, чистые, а чувство то же. Страшно. Просто страшно осознавать, что Маша это не просто крикливый семикилограммовый ребенок, дергающий ножками. Это мой ребенок. В ней все равно моя кровь, вне зависимости от того, как это получилось. Как? Ну как я справлюсь с ней? Нянька, это не мать! Кто из нее тогда вырастит?!

— Простите, что отвлекаю, — поднимаю голову на тихий стук в окно. Лучше бы за ребенком следила, а не за мной. Дура.

Выхожу из машины, громко хлопая дверью и брезгливо осматриваю женщину.

— Прощаю. Я приехал без двадцати семь, что-то не так?

— Сегодня пятница, хотелось бы закончить пораньше. Пойдемте в дом, я вам кое-что расскажу и покажу в свете сложившейся ситуации.

Иду следом за шагающей женщиной и понимаю, что все. Няньки у меня, вероятнее всего, уже нет. Как только мы заходим внутрь, я вижу ревущую в коляске Машу, а рядом с ней Тима. Почему я вчера не видел коляску? Подхожу к ней, а картина все та же. Куча пузырящихся слюней на Машином лице и надрывный, пронзающий плач.

— Скажите, няня, а с вашим стажем вас не научили вытирать ребенку слюни?! Уж даже я, сорокалетняя детина, понимаю, к чему приведет этот поток жидкости. У нее уже красный подбородок! Чем вы занимаетесь весь день?!

— Послушайте, Павел…

— Вон!

— Что?!

— Вон из моего дома, вот что. Домой ей хочется побыстрее в пятницу, ну-ну. Чего уставилась? Кыш отсюда.

— Вы с ума сошли?

— Да! Шевелимся на выход, няня.

Открываю входную дверь, выпуская Тиму гулять, а заодно и выпроваживая недовольную няньку. Закатываю рукава рубашки и иду мыть руки. Ополаскиваю лицо холодной водой и возвращаюсь к надрывающейся Маше. Ну надо же, вчера только подумал про отсутствие розового цвета, и на тебе-коляска розовая! Гадство какое. Достаю крикушу из коляски и беру на руки, толком не успел развернуться, как наступил на Тимину лапу.