– Нет, конечно.

– На работников журнала накладывают заклятье Неразглашения, так что ты бы все равно не призналась. Получается, что и ты могла это написать.

– Да, их Неразглашение действует несколько месяцев – на дольше у них сил не хватает. Так что спроси меня еще раз попозже и узнаешь, кто писал.

Полина решила подождать, тем более что расспрашивать дальше у нее не было настроения: вчера утром она поссорилась со Светославом, и теперь чувствовала себя совершенно разбитой. Ссора с парнем переживалась тяжело и болезненно, но Полина не собиралась мириться с ним первой. Разве должна она предпринимать какие-либо шаги, когда он так с ней поступил? Она вспомнила, как спустилась утром в столовую в надежде наконец увидеть Светослава, но застала его сидящим за одним столиком с Олей. Прервав их веселую непринужденную болтовню, Полина поразилась тому, как непривычно сухо Светик отреагировал на ее появление, и, покончив с завтраком, поднялась в свою комнату и расплакалась.

Но теперь, когда Василиса спросила ее о брате, Полина немного оживилась.

– Я поговорила с Миком только после нашего потустороннего Нового года, когда он вернулся домой. Я решила не писать вам, а рассказать при встрече.

– Ну? – Василиса нетерпеливо заерзала на стуле, и Анисья, плюхнувшись на диван, тоже поглядела на Водяную колдунью.

– Твое письмо, Анисья, натолкнуло меня на очень важные воспоминания. Когда я была маленькой, я никогда не видела Микоэля. Он жил во Франции, а я в России, и мы впервые встретились, когда… В общем, когда ему было шестнадцать. Но я помню, что слышала, как мама не раз рассказывала моему отцу о племяннике Мише. Тетя тоже зовет его Мишей. Вообще его настоящее имя Михаил, но дядя выговаривает это на свой лад, поэтому он и превратился из Михаила в Микоэля. Так вот, моя мама говорила, что Мик чем-то болен. Мама не была колдуньей и поэтому считала, что его болезнь очень похожа на эпилепсию. Суть в том, что у человека, страдающего этим недугом, случаются припадки. Проявляются они совсем не так, как приступы проклятья, но моя мама ничего не знала о проклятьях и поэтому была склонна думать по-своему. Этой зимой, когда Микоэль приехал, я расспросила его обо всем, и ему пришлось признаться, что он действительно был проклят. Так же, как и я. Именно тогда, когда странные приступы начали случаться с Миком, мой дядя занялся составлением родословной нашей семьи и выяснил, что… – Полина покосилась на Славу и замолчала, вовсе не желая раскрывать ему своего страшного секрета о родстве с Милонегой.

– Ясно, так что тебе сказал Микоэль? – воскликнула Маргарита, стараясь сгладить неловкость.

– Он сказал, что это проклятье наложено кем-то из наших предков, – Полина сделала акцент на последнем слове, – и от того гораздо сильнее проявляется на мне, а не на нем, потому что он рожден на чужой земле. Колдовство, совершенное так давно и так далеко, теряет там силу.

– Но как он избавился от проклятья? Ведь несмотря на то, что он подвержен его действию меньше, оно же все равно мешало ему жить? – поинтересовалась Василиса.

– На нем проклятья нет, – ответила Полина. – Его случаем занимался Монье. Все считают, что изобретенный им способ спас Микоэля от смерти.

– И Монье не пришлось перекладывать проклятье на кого-то другого, надеюсь? – уточнила Анисья.

– Нет конечно! Но…

– Что?

– Но Микоэль говорит, что это неправда, будто ему помог Монье.

– Как неправда?

– Он сказал, что не чувствовал никаких изменений, пока Монье пытался его исцелить.

– Так почему проклятье исчезло?

– Не знаю. И он сам не знает. Оно просто исчезло и все. Я это помню. Ему было лет семнадцать или восемнадцать, когда все прекратилось.

– Просто прекратилось? Так может и тебе не надо переживать: все само закончится?

Полина пожала плечами:

– Даниил Георгиевич сказал, что приступы отнимают у меня слишком много сил и что я… – она запнулась, голос целителя в ее голове отчетливо произнес: «Иначе мы потеряем Водяного мага». – Но, может, ты и права, Анисья.

– А что обо всем этом думает Микоэль? – спросила Василиса.

– Он сказал, что сразу понял, как исчезло его проклятье. Сказал, что почувствовал пустоту, причем такую невыносимую, будто от него самого оторвали очень большой кусок, и теперь на этом месте зияла огромная ничем не заполняемая дыра.

– Странное, наверное, ощущение, – тихо произнесла Маргарита.

– Да, и… Анисья, насчет твоей версии с перекладыванием проклятья на другого человека… – Полина замялась, подыскивая слова. – Если верить Микоэлю, именно это и произошло на самом деле.

– Неужели?!

– В то время у него были отношения с одной колдуньей. Она была единственной из друзей, кто знал о проклятии. К сожалению, она умерла, и умерла необычным образом. Ей тоже было всего семнадцать.

– Ты хочешь сказать, что она умерла из-за… его проклятья? – спросила Маргарита, поежившись.

– Никто не знает этого наверняка, – ответила Полина. – Но так думает Мик. Он говорит, она что-то сделала – в качестве эксперимента. И у нее получилось. Будто каким-то образом она смогла забрать проклятье на себя…

– Без его воли? – перебила Анисья.

– Без его воли. И это ее убило.

– Бедняжка!

– Я не понимаю, как ей удалось это сделать! – воскликнула Полина. – Звучит невероятно!

Все замолчали. Слава, которому, конечно, рассказали, что на Полине проклятье, поглядывал на Водяную колдунью с новым интересом. И хоть главный ее секрет был ему неизвестен, он понимал, что положение ее далеко не легкое.

Полина подняла голову. Взгляд ее упал на стол в дальнем конце столовой, за которым, помимо Веры Николаевны и Жабы, внезапно появилась Дарья Сергеевна. Только тут Полина заметила, что Велес держит «Тридесятый Вестник». Лиса, увидев журнал в руках главной наставницы, тут же на что-то в нем указала.

– Я подойду на минутку к Лисе, – сказала Полина друзьям, вытаскивая из сумки блокнот. – Афанасий так и не сообщил мне, во сколько мы с ней встречаемся. Я быстро.

Полина направилась прямо к Дарье Сергеевне. Миновав с десяток столиков и оказавшись в непосредственной близости от наставников, она смогла услышать, о чем те беседуют. Хотя на беседу их общение сейчас совсем не походило: Вера Николаевна с серьезным, но удивленным лицом сверлила глазами журнал, а Дарья Сергеевна от души смеялась. Густав Вениаминович же, изредка косившийся в «Тридесятый Вестник», словно пытался скрыть невежливую улыбку, искажавшую его лицо.

– Помня опыт прошлого года… Нет, это отличная фраза! – улыбнулась Лиса.

– Даша! – возмущенно оборвала ее Велес. – Нельзя поощрять такое острословие.

– Да-да, я согласна, – с трудом выговорила Лиса, никак не справляясь с приступами смеха. – Дайте-ка еще раз прочитать! Хотя это не поможет мне вычислить автора. Я знаю, чьих рук дело эти защитные барьеры, и взламывать их бесполезно.