но рабом. Слухи о том, как их обучали и к чему готовили, до Ксая доходили еще дома. Ужасные слухи. Кэтасы не знали жалости, не знали страха и шли на все, какой бы приказ не отдал им хозяин. Сможет ли он? Нет, качал головой Ксайрон. Во время обучения будущих кэтасов ломали психически, так что он перестанет быть собой, станет кем-то иным…

– Стать кем-то иным, – прошептал Ксайрон. – И сохранить себя.

Только эта таинственная Ингрид не сделает его кэтасом, она будет выжимать предсказания до тех пор, пока он не начнет пускать слюни, пока не перестанет связно говорить.

– Стать кем-то иным… сохранить себя, – повторил Ксай. – Спрятать Дар…

Это не столько следствие рождения зверем, сколько качество личности. Его брат-близнец Ксантар тоже родился зверем, но не получил Дар. И не все рожденные зверьми становятся предсказателями. В большинстве случаев они получают преимущества в природной магии, как Ксантар, реже в магии времени.

Итак, нужно погрузить в сон часть самого себя, ту часть личности, что наделена Даром предсказателя. И не только ее. Нужно сохранить основную часть себя – честь, гордость, милосердие… и кучу всего еще. Именно усыпить. Но как же это сложно. А еще больше опасно.

Ксайрон никогда не любил псионику, считал ее столь же нечестной, как и магию имени. Да, он пользовался ей с детства для связи с братом, но только чтобы сказать что-то, поделиться своим мнением «не для всех». И никогда для внушения мыслей или эмоций, не для изменения воспоминаний. Это подло и противоестественно, считал он. И все же развиваться в рамках этой школы ему пришлось, раз уж владел ей. Но занялся ей в последнюю очередь и к этому моменту изучил в основном теорию, а вот практиковался лишь ради сдачи выпускного экзамена. Как же он сожалел об этом, сидя на черной соломе в камере. Задуманное требовало осторожности, даже ювелирности, иначе можно не усыпить, а уничтожить часть себя.

Вспомнился случай, когда сильный псионик заблокировал часть неугодных ему качеств у своего слуги, а после другой псионик их высвобождал. Ксаю не подходил такой метод – драконица почувствует запоры. Нужно опустить часть личности на самое дно подсознания, как диверсанты делают схроны в воде. Только ниточка наверх должна быть совсем тонкой, чтобы Ингрид не заметила.

Ксайрон вспомнил один из первых уроков, что именно тогда говорила мама о дворце сознания.

«Представь свой разум как некое помещение, – говорила она. – С комнатами или ящиками, любыми вместилищами всего, чем ты являешься. Там твоя память, твои эмоции и чувства, твои навыки. Изучи их и тогда сможешь манипулировать содержимым хранилищ, как тебе угодно.»

Вот что она тогда сказала, вот что ему необходимо сделать для сохранения самого себя. Антимагический браслет не помешает, он не позволяет использовать магию против других, запирает внутри тела, но не блокирует ее насовсем. Княжич же собирался воздействовать исключительно на себя.

Сердце бешено забилось. Ксайрон успокоил его усилием воли и погрузился в хранилище собственной личности, вспомнил всю свою жизнь, каждую мелочь вплоть до этого момента. Такой трюк он уже проделывал, в нем ничего сложного. Изменять уже созданное труднее в разы. Главное, не ошибиться.

В той же набедренной повязке он стоял посреди скромного светлого холла, откуда вела лестница наверх и две двери, направо и налево. Ксай сосредоточился и посмотрел под лестницу – там появился люк в подвал. В руках материализовалась коробка, с ней он отправился по комнатам собирать те части себя, что считал необходимыми сохранить. Когда коробка наполнялась, Ксай уносил ее вниз и ставил прямо на пол и с новой коробкой поднимался наверх.

Сейчас он уснет, думал Ксайрон тогда, а утром проснется кто-то другой с тем же именем. Такой, что будет способен стать кэтасом, – послушный и исполнительный, в меру жестокий, решительный и все же достаточно гибкий для собственного мнения, для самостоятельных поступков. Сам Ксайрон будет спать. Он будет спать и наблюдать, учиться вместе с выставленной напоказ частью личности. И когда настанет благоприятный момент, он проснется. Та личность растворится в нем. И тогда драконы пожалеют, что оставили его в живых сейчас. Как долго придется спать в тот момент он не знал, уверенный, что поймет, когда настанет время. А сейчас пора спать.

Ксайрон закрыл и замаскировал люк, улегся на полу подвала в окружении коробок со всякой всячиной от игрушек и картинок до книг, символов своей личности, расслабился и закрыл глаза…

Глава 3

Под своды тронного зала взлетел смех, совсем невеселый, с намеком на издевку, и затерялся меж стропил. Три пары глаз смотрели на высокого темноволосого юношу. В его глазах светились насмешка и вызов в ответ на осуждение, смешанное с досадой дяди, принца Хорлана, на недоумение и легкий страх Конала. Только матушка кивнула с пониманием.

– Не спеши звать великого князя, дядя, я не собираюсь садиться на трон, – пояснил Ксантар свое веселье, скрывая за ним раздражение. Ему не нравился этот разговор, пустой и бесполезный, что лишь отнимал время от более интересных и важных дел.

– Это твоя обязанность, дорогой племянник, – нахмурился дядя.

– Нет, дядя, я подожду, – покачал головой княжич. – Брата подожду.

– Ксайрон давно мертв, твой отец признал это, – с непонятным страхом в голосе воскликнул Хорлан и повернулся к княгине словно бы за подтверждением и поддержкой. – И ты тоже, Илирана.

– Дорогой Хорлан, – княгиня грациозно поднялась с трона и спустилась к спорщикам, на ходу поправляя перчатку на левой руке. В ее глазах без труда читались боль утраты и надежда. И только Ксан знал, какого труда ей доставляет эта грация и показное спокойствие. – Какой родитель признает своего ребенка мертвым, пока не увидит тела, тем более, когда его близнец утверждает, что он жив? Мы признали Ксая мертвым официально, чтобы успокоить общественность и передать титул Ксану. И куда ты спешишь? У нас есть еще почти год, чтобы дождаться Ксайрона.

– Меньше. Тринадцать месяцев, – проворчал принц недовольно. – И с чего вы решили, что он вернется именно сейчас? У него было на это пятьдесят лет.

– Потому что он так сказал. Мой брат предсказатель, если ты еще помнишь, дядя.

Ксантар пригляделся к нему, не выдавая удивления. Почему дядя так недоволен, зачем стремится поскорее сделать его князем? Да еще так настойчиво – уже второй раз за три месяца со