детской наивностью спросил Икрам, стягивая с головы тюбетейку и промакивая взопревшую лысину тряпицей, повязанной на шею.

– Правда! – смешливо прищурился ходжа Насреддин. – Но скажи, куда мы так долго идем? Неужели ты живешь так далеко от своего надела?

– Раньше я жил во-он в том доме, – Икрам указал на один из домов с широким двором и забором, покрытым свежей побелкой, – но когда… когда я остался один, мы обменялись с чеканщиком Касымом домами. У него большая семья, а куда мне одному такой большой дом?

– Понимаю. А нет ли у нас на пути базара или чайханы?

– Есть чайхана, а базар – он немного дальше и правее. Ты хочешь что-то купить?

– Немного кислого молока и лепешек.

– Не беспокойся, ходжа, у меня дома есть еда.

– Нет, в гости к другу нельзя ходить с пустыми руками, тем более, когда в моем кармане завалялись несколько монет и представилась возможность их с пользой потратить.

– Но, поверь мне, это лишнее… – воспротивился было Икрам. Ему совершенно не хотелось обременять какими-либо расходами такого человека, как ходжа Насреддин.

– Глупости! – отрезал тот. – Но если ты так настойчив в своем желании угодить гостю, то тебе еще представится возможность угостить и меня. Когда закончатся мои деньги.

– Договорились!

Ходжа кивнул дехканину, вновь взобрался на своего ишака, и тот пошел вперед, не дожидаясь понуканий хозяина.

Улица становилась все шире. В нее влились еще несколько боковых улочек, а за высокими кронами деревьев замаячила небольшая мечеть, к которой вскоре и вышли путники.

Насреддин остановил ишака и, задрав голову, смерил взглядом минарет, затем медленно опустил глаза, разглядывая квадратное здание мечети с шаровидным куполом, покрытым красной плиткой. Затем взор ходжи коснулся высокого, в полтора человеческих роста забора, окружавшего мечеть, и еще длинной очереди бедно одетых людей, державших в руках кто покрытую тряпицей плошку, кто лепешку, кто мешочек с зерном или горшок масла.

Лицо ходжи посуровело, черты его заострились.

– Ты чего? – спросил ходжу Икрам, не понимая причины задержки.

– Скажи мне, Икрам, какой ишак – прости мой лопоухий друг! – Насреддин погладил ишака по голове, – выстроил вокруг мечети забор, да еще такой высокий?

– Это наш мулла, – повел плечами дехканин. Было хорошо заметно, что муллы он побаивается.

– Но зачем? Впрочем, я, кажется, знаю ответ. А что здесь делают эти люди?

– Они принесли подношения господу. Мулла помолится за них, за удачу в делах.

– Судя по несчастному виду этих людей, ваш мулла не особо усерден в общении с богом. Но я сам хочу узнать, в чем тут дело.

Насреддин спешился и быстрой походкой направился вдоль длинной очереди, берущей свое начало в широких деревянных резных воротах.

– Салам алейкум, салам, и вам доброго дня, – раскланивался он по пути с ожидавшими своей очереди людьми. Икрам, немного поколебавшись, припустил следом за ходжой.

– Прошу тебя, – быстро зашептал дехканин, нагнав ходжу, и подергал того за рукав халата, – не связывайся с ним. Наш мулла очень хитер, и еще у него могущественные друзья.

– Разве Аллах не может защитить своего слугу, что тому требуются влиятельные друзья? Разве он ведет неправедный образ жизни, что ему есть чего опасаться? – отвечал Насреддин, не сбавляя шага.

– Но бояться как раз стоит тебе!

– Глупости! Перед всевышним я чист, а с муллой как-нибудь найдем общий язык.

Икрам, видя, что ходжу не переубедить, только рукой махнул – будь что будет. Но покинуть Насреддина не решился, хотя появляться на глаза мулле ему вовсе не хотелось. Тот обязательно опять возьмется упрекать Икрама в отсутствии религиозного рвения и жадности и будет грозить страшными небесными карами. А что может принести Икрам, если сам едва сводит концы с концами?

Ходжа между тем насилу протолкался мимо людей в чуть приоткрытую створку тяжелых ворот и застыл на месте, пораженный увиденным. Икрам последовал за Насреддином и тихонько примостился за его спиной.

Посреди большого двора в тени высокой груши, на топчане гордо восседал худой, словно палка, человек в черных одеждах и черной же высокой чалме. Его костлявое подвижное лицо ходило ходуном, а маленькие, глубоко посаженные глазки стреляли в каждого просителя, казалось, просвечивая его насквозь. Вернее, даже не самих людей, а подношения, которые люди передавали мулле, прося его помолиться за успех в делах и начинаниях, за счастье и мир в доме, за то, чтобы пошел дождь и чтобы он не случился – каждый просил о своем, и каждый лелеял надежду, что мулла непременно поможет ему.

Мулла же, беря очередное подношение, долго принюхивался к нему, приглядывался и чаще морщился, нежели расточал ни к чему не обязывающие его обещания. Подарки ему не особо нравились, но, как видно, выбирать не приходилось.

– Да-да, я обязательно помолюсь за твой урожай. Пусть он будет богат! – обещал мулла одному дехканину. – И не забудь, что я тебе поспособствовал!

– Не забуду, мулла, – кланялся в ответ дехканин, стягивая с головы тюбетейку и прижимая ее к груди.

– Все вы так говорите, а потом забываете, – ворчал мулла, засовывая палец в горшок с маслом и пробуя. – Немного прогорклое, но ничего, сойдет.

– Нет, нет, оно совершенно свежее! Уверяю вас.

– Э-э! – зло отмахнулся мулла. – Тащат всякое завалящее, для себя же жадничают. Следующий!

– О мулла, – склонился перед топчаном старик, протягивая мулле матерчатый сверток, – помолись за моего сына. Я хочу, чтобы ему сопутствовала удача. Он желает стать учеником гончара.

– Что это ты притащил? – Мулла придирчиво оглядел сверток, потом брезгливо, двумя длинными паучьими пальцами потянул за свисавший уголок. – Платок? Да еще ношеный! Зачем Аллаху нужен твой платок?

– Но… – растерялся старик, не зная, как ему поступить.

– Ладно, давай сюда! – Мулла выдернул из рук старика сверток и сунул его за отворот халата. – Будет тебе удача.

– Сыну, – напомнил мулле старик. – Я просил за сына.

– Да, да, и ему тоже. Всевышний сегодня милостив к тебе. Следующий!

И тут ходжа Насреддин сорвался с места. Оттолкнув очередного просителя, он бухнулся на колени у топчана и ткнулся головой в землю.

– О великий! – вскричал он, поднимая голову и молитвенно протягивая ладони к мулле.

– Ай! – подпрыгнул на топчане мулла, как раз собравшийся отведать только что подаренного ему плова. Он давно уже манил муллу своим ароматом, но мулла никак не мог улучить момент, чтобы полакомиться блюдом – народ все шел и шел. – Ты чего? Чего ты? – отодвинулся от ходжи мулла, но зажатую в руке щепотку плова все-таки засунул в рот и облизал пальцы. После непонимающе уставился на пустые руки стоявшего на коленях старика, затем медленно поднял голову, перехватив его восторженный взгляд. – Чего