— Джек!

Уильям привез в ливерпульский филиал Адмиралтейства своего племянника, чтобы тот работал секретарем, и парень оказался просто незаменимым.

— Ты разузнал об этом борделе на Лайм-стрит?

— Да, милорд. — Простого обращения сэр вполне хватило бы, так как у Уильяма Монтегыо не было никакого реального титула, но Джек знал, что власть действует возбуждающе на его дядю. — Они удовлетворяют особые запросы, и там есть девушки, обученные послушанию… С Востока, — добавил он, не в силах скрыть нахлынувшего возбуждения.

— Хороший мальчик! — Уильям заметил состояние юнца. — Ты можешь сопровождать меня, — сказал он, бросая на пол свой карандаш.

Разврат не шокировал Джека Реймонда. Его отец, граф Сэндвичский, известный своими похождениями, получил прозвище лорд Распутник. Он женился на ирландке, дочери виконта, но та перенесла столько выкидышей, что получила психическое расстройство. Когда это произошло, лорд перевез любовницу Марту Реймонд в свой городской дом на Пэл-Мэл и пребывал в menage a trois[4]. Джек, один из пяти незаконнорожденных детей от этого союза, к счастью для него, оказался единственным мальчиком. Несмотря на вероятность обеспеченного будущего, Джек страдал от неуверенности, порожденной незаконным рождением, и знал, что не успокоится, пока не найдет способ изменить свою фамилию на Монтегью.

Когда эта парочка покинула здание Адмиралтейства, Уильям пребывал в веселом расположении духа.

— Хочешь сопровождать меня на праздник к О'Тулам в следующее воскресенье? Я поплыву в Дублин на корабле «Защита», ты можешь быть моим помощником.

— Я буду счастлив, милорд. Я никогда не бывал в Ирландии. Что они празднуют?

— День рождения сыновей О'Тула. — Монтегью замолчал, углы его губ опустились. Он завидовал своему компаньону, потому что у него были сыновья. Они с Шеймусом оба женились на женщинах по фамилии Фитцжеральд, но Эмбер смогла произвести на свет лишь бесполезную дочь и жалкое подобие сына, который так боялся своего отца, что даже не смотрел на него. Хорошо, когда боится женщина, но мужчине это не к лицу.

— Вы возьмете с собой Эмерелд и Джона, сэр?

Монтегью об этом не думал, но теперь, когда Джек предложил это, он понял, что так поступить стоит. Присутствие его детей на борту отведет все подозрения от груза.

— Молодому Джону это пойдет на пользу, — согласился Уильям. Его сын был почти ровесником сыновьям О'Тула, как и этот молодой ублюдок, которого породил его брат. Время, проведенное в их компании, может разбудить Джона.

Эмерелд лежала на сахарно-белом песке в лучах солнечного света, под мягким морским бризом, играющим ее темными кудрями. Восхитительное чувство предвкушения поднималось в ней, ее переполняли радость, ожидание счастья, потому что она знала — скоро, очень скоро он придет к ней.

Она не открывала глаз, пока не ощутила трепетание, словно бабочка крылом прикоснулась к краешку ее губ. Девушка улыбнулась про себя и медленно подняла ресницы. Он стоял на коленях, пристально глядя на нее, в его темных стальных глазах плясали веселые искорки. Не опуская глаз, она медленно встала на колени рядом с ним.

Им не требовались слова, им хотелось только прикасаться друг к другу, и это желание было сродни голоду. В едином порыве их пальцы сомкнулись, побежали по щеке, по горлу, по плечу. Ладонь Эмерелд коснулась его сердца, и она ощутила его биение под своими пальцами. Он был великолепным мужчиной. Ее ирландским принцем. Он наклонился, собираясь поцеловать ее, но, когда был уже совсем близко, Эмерелд проснулась, шепча его имя, стремясь к нему всей душой:

— Шон, Шон.

Эмерелд Фитцжеральд Монтегью выбралась из-под одеяла, пробежала пальцами по густой копне темных волос и спустила длинные ноги на ковер возле кровати. Не одеваясь, она взбежала по ступенькам, ведущим в спальню матери. Много раз по утрам, когда отца не было дома, девушка забиралась к матери в кровать, чтобы обсудить планы на день.

Эмбер, обожавшая дочь, тонко чувствовала ее настроение и даже мысли.

— Дорогая, ты сегодня какая-то странная.

Эмерелд мило покраснела. Впервые ее мать увидела, как от затаенной мысли нежный румянец окрасил щеки девушки.

— Мне приснился сон, — объяснила она.

— Тебе приснился твой принц?

Эмерелд кивнула, обхватила себя руками, явно впервые ощущая свою грудь.

— Как хорошо. Я думаю, что ты взрослеешь. Как выглядел твой прекрасный принц?

На личике дочери появилось выражение восторга.

— Он ирландец.

— Тогда как следует береги свое сердечко, дорогая, потому что он наверняка безнравственный негодяй.

Эмбер чмокнула дочь в темноволосую макушку и вылезла из большой кровати. Открыв французские окна, она вышла на балкон, ведущий к сторожевой башне. Вглядываясь в горизонт, женщина заметила паруса корабля, плывущего из Ливерпуля. Торговец явно направлялся за грузом ирландского виски, спрятанного в подвалах под домом.

Неожиданное предчувствие пронзило ее, когда Эмбер поняла, что судно слишком мало для торгового корабля. Это Уильям на своем любимом паруснике «Ласточка»! Она еще раз с ужасом посмотрела на море, надеясь, что чувства ее обманывают, но холодные пальцы страха уже сжали сердце. Эмбер быстро скользнула обратно в спальню.

— Нам придется отложить путешествие в сказочную долину, дорогая. Твой отец возвращается. Пойди отыщи Джонни. Скажи ему, чтобы не смел уходить, а потом быстренько возвращайся. У нас есть время только на то, чтобы одеться как подобает.

Когда Эмерелд пришла в спальню брата, расположенную в том же крыле, что и ее собственная, там никого не оказалось. Не колеблясь она бегом спустилась на два этажа вниз, прошла через кухню, вышла в заднюю дверь, схватив по пути плащ одной из горничных, чтобы прикрыть ночную рубашку.

Эмерелд нашла Джонни в конюшне. Он седлал своего уэльского пони. Брат не обладал ее темноволосой шевелюрой. К сожалению, он унаследовал не только цветущий вид отца, но и его тонкие каштановые волосы.

— Ты не должен уезжать. Отец возвращается, — объявила ему сестра, запыхавшись.

На лице Джонни отразилась такая тревога, что Эмерелд подумала, что брат сейчас вскочит на пони и унесется прочь. Впрочем, вряд ли он бы осмелился на такое. Скорее, новость пригвоздила его к месту.

— Что я должен делать? — в отчаянии спросил он, и кровь отлила от его румяных щек.

— У нас почти час до подхода его корабля. Переоденься и надень свой лучший парик. Я помогу тебе с шейным платком. И кроме этого, Джонни, постарайся скрыть свой страх перед ним.

— Тебе хорошо говорить, Эмерелд. Мама пошлет тебя в Сент-Олбансскую академию для молодых леди, когда мы вернемся, а меня ждет отделение Адмиралтейства, а там он сможет мной командовать день и ночь. Это будет собачья жизнь!