Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лена Афанасьева однажды мыла пол, вытирала вокруг тумбочки, на которой стояла лампа, которая вдруг тихо прошелестела: «А теперь вести с полей…» – и заткнулась. Стоит себе, лампа как лампа. Лена не успокоилась, пока через приятелей не познакомилась с аспирантом-физиком Сережей Калининым. Он растолковал, что, радиоточка, находившаяся за стеной от лампы, чего-то там экранировала, послала импульсы. Я плохо слушала, я влюбилась в Сережу. Через год стала его женой. Была Калинкиной, стала Калининой – явное повышение статуса. Через пять лет Сергей нас с Данькой бросил. Ушел как отрезал: ни звонков, ни воскресных визитов к сыну – навсегда.
Брошенная женщина испытывает непреодолимые страдания, единственное утешение – в мечтах отомстить – и потому способна на чудовищные пакости. Даже тихоня вроде меня может ударить точно в яблочко, в болевую точку. Когда меня спрашивали, кто был Данин папа, я отвечала: «Физик средней руки». Сергею, наверное, донесли, он так обиделся, что ни разу алиментов не прислал.
Все это было очень давно.
Если меня пугает чудесное превращение, то почему я не трясусь от страха, не звоню в «скорую», не рыдаю и даже не скулю жалобно? Дедушкин стол, нижние юбки и Виктор Гюго, Исигуро, Акунин и Барбери, шторы, словари, объедки на столике, электронная книга, надувные кровати, воспоминание о замужестве и разводе – это называется паническая атака? Ни один врач при такой атаке даже валерьянки не накапает. Валяюсь как покойница с руками, сложенными на груди, и думаю на посторонние темы.
«Думаю» – вот подсказка!
Гениальный женский рецепт Маргарет Митчелл, автора «Унесенных ветром». Ради этого рецепта стоило написать книгу, хотя и сам роман замечательный. Я ПОДУМАЮ ОБ ЭТОМ ЗАВТРА.
Осмелюсь заявить, что сия спасительная подсказка годится не только для утилитарных личных невзгод. Она действует как женское орудие. На взрослых мужских особях мне не довелось испытать, но когда хулиганство сына выходило за все рамки, я строго просила:
– Подумай, пожалуйста, об этом завтра!
– Почему завтра-то? – недоумевал хулиган. Не знал, пугаться или радоваться отложенному наказанию.
– Потому что сегодня, вижу по глазам, ты не настроен думать о том, что натворил, анализировать, а не давать пустые обещания, лишь бы я отвязалась. Если и завтра до тебя не дойдет, почему нельзя на стенах подъезда и в лифте писать вульгарные стишки, то думай послезавтра и каждый день до конца недели. Заодно найди в словарях значение слова «вандал». Если к воскресенью ты мне приведешь пять исторических случаев вандализма, то поедем на Главпочтамт покупать и гасить марки.
Наверное, от такого воспитания профессиональный педагог пришел бы в ужас: ребенок нашкодничал, а ему – заветные марки для коллекции. Но Данька утром в воскресенье собрал «коллектив вандалов», и они отмыли стены, я им меняла ведра с водой и выдавала моющие средства. Мечтала, что поедем с сыном на Почтамт, будем выбирать марки, но по-мальчишечьим глазам поняла, что им милее без меня, своей компанией отправиться. Ведь на метро от «Сокольников» до «Кировской» (сейчас «Чистые пруды») по прямой всего четыре остановки. Вручила деньги, в том числе и Стасику двадцать пять копеек, который не марки, а значки собирал. Вечером «вандалы» несколько часов копошились над своими коллекциями, съели мои запасы макарон, тушенки, баранок, основательно уменьшили запасы варенья. И, конечно, не сделали домашнего задания.
Воспоминания – утеха пожилых, а я чудесным образом сейчас молода. С другой стороны, можно констатировать, что мой мозг не отбросило в юношеские лета. И за это – большое спасибо! Что бы делали Данька и Маша с девицей, чье сознание сорокалетней давности? Искали бы по миру клиники для таких уникумов? Я не хочу в клинику! И насколько лет точно меня отбросило? Чем изображать из себя новопреставленную, лучше выяснить, как я выгляжу.
Я вскочила, сняла через голову рубаху и поскакала нагишом в прихожую к большому зеркалу. Я не скакала полвека.
Это я еще до замужества? Еще и до родов? Грудь не обвисла, скульптурно торчит, как у греческо-римских изваяний богинь, нимф и прочих весталок. Девушка не худа, по современным канонам ей не помешает сбросить три-пять кило. Но античный эталон выдержан полностью. Сергей, бывший муж, часто просил меня: «Постой нагая, я на тебя буду смотреть». Я вертелась счастливо, принимала позы, хохотала и просила не обращать внимания на наличие рук, чтобы уж совсем напоминать Венеру Милосскую, великую скульптуру.
Не помню, чтобы в юности я рассматривала себя голой со всех сторон в зеркале. Мы жили тесно: мама, папа, бабушка, я. Если бы застукали за припадком нарциссизма, умерла бы со стыда. Оголиться в старости и рассматривать гигантскую грушу жирной плоти? Зачем портить настроение? Разве что перед суицидом.
Но поверьте! Чертовски приятно после многих лет увидеть (просто опустив голову, а не в зеркало) свои ноги и курчавый лобок.
Я вертелась перед зеркалом. Вот я анфас, в профиль, вид сзади слева, вид сзади справа. Я издавала звуки. Не колокольчатую девичью трель смешков, а что-то более похожее на счастливое хрюканье поросенка, ловящего ртом сладкие кусочки.
Однажды я что-то искала в письменном столе, наткнулась на старый фотоальбом. Сравнение меня в юности и за-стокилограммовой настоящей было настолько поразительным, что я выдрала из альбома свои снимки, сложила в отдельный пакет и надписала: «Вскрыть после моей смерти». У меня нет комплексов на почве собственной разросшейся плоти, она не отвращает меня, не вызывает стыда, горечи, сожаления, проклятий генетическому наследству или эндокринному сбою. Что выросло, то выросло. Заливаться по́том, конечно, противно, отдышка не подарок, как и боль в суставах. Но если мало двигаться, то всех этих неприятностей можно избегать. Меня волновало, что кто-нибудь из дорогих, родных, любимых и близких людей случайно увидит эти снимки и переживет шок, круто замешанный на сострадании, жалости, собственной беспомощности, неспособности выдернуть из жирной туши стройную девушку с фото. Доставлять подобные страдания родным и любимым – не гуманно. И что мне прикажете делать с их вселенской скорбью, абсолютно лишней? Людям обидно, когда их добрые чувства неуместны.
3
Хрюканья для выражения восторга было недостаточно, и я запрыгала. Так завидовала внучке, скачущей на надувательной кровати! Радовалась за нее и отчаянно грустила по тому ощущению, что дарит короткий полет вперед или ввысь, качели, карусели и другие возможности оторваться от земли.
Если бы еще вчера мне вдруг втемяшилось подобным физкультурным упражнением заняться, то, не ровен час, проломила бы перекрытие и свалилась на нижний этаж: «Здравствуйте, я ваша соседка сверху!» Сценарий маловероятный. Вряд ли мне удалось бы оторваться от пола хоть на два сантиметра.
Я прыгала перед зеркалом с разворотами сначала на девяносто градусов, потом на сто восемьдесят, рискнула сделать полный оборот – триста шестьдесят градусов, не удержала равновесия, упала, захрюкала обиженно: поросенок вздумал подражать соседскому щенку, но не вышло.