– Л-рыба!

– Скажи р-рак!

– Л-рак!

– Кряк! – прервал наши упражнения Даня. – Катя, иди сюда!

Кряк, крэк, кряка (от английского «to crack» – раскалывать) на интернет-сленге «взломщик программ». Данька полагает, что у него полетела мозговая система или что я крякалка?

Я опустила внучку на пол, она подошла к отцу, он подхватил ее. Точно хотел спрятаться, укрыться, почувствовать родное тепло, отсидеться, избавиться от морока, страха, непоняток.

– Доченька? – спросила Маша. – Почему ты думаешь, что эта девушка твоя бабушка?

– Потому что она бабушка.

– Но ведь она очень молодая. И худая. А твоя бабушка Саша была полной и пожилой.

– Она молодительных яблоков поела.

– Точно яблок? – слегка боднул ее Даня. – Не грибочков? Такое впечатление, что тут все объелись галлюциногенов.

– В лесу грибов нет, – сообщила я не к месту, но по случаю.

Меня радовало, что Данька уже не трясся, не злился, не лез в драку. Выглядел он, конечно, неважнецки. Как человек… как человек, у которого пожилая мама вдруг стала молоденькой девушкой.

Женя, наконец, прервал молчание, обратился к моему сыну:

– Данила, позвольте мне дать вам совет. Я отлично вас понимаю. Вчера на меня тоже обрушилась эта информация, и я пребывал, мягко говоря, в замешательстве. Материальных, физических, логичных и понятных объяснений столь волшебному превращению Александры Петровны не существует. Но есть обстоятельства, из прошлого, которые никто кроме вашей мамы знать не может. Ни одна живая душа, подчеркиваю. Таким образом, не найдя объяснений, можно признать сам факт. Тем более что факт перед нами.

Я не обиделась на факт. Женя говорил спокойно, взвешенно, точно на научной конференции. И его слова подействовали на Даньку.

Он передал Катю жене и кивнул мне на дверь:

– Выйдем!

В детской комнате царил разгром. Внучка не вскрыла и половины коробок. Много игрушек хуже, чем мало. Если ребенка закрыть в отделе игрушек магазина и позволить властвовать, то это станет самым большим разочарованием в его жизни. Моя страсть покупать внучке подарки была чистым эгоизмом, я тешила себя, не думая о последствиях.

Я точно не знаю события из прошлого, которое подвигло Женю к принятию счастливого для меня решения. Возможно, это было много событий или только мое давнее письменное объяснение в любви. В том, что Женя принял существующее положение дел, было что-то от прощения, он меня простил. И я страстно, до исступления, хотела, чтобы и сын меня простил.

Каждый человек волен выбирать себе секреты и назначать тайны. В том, что интересовало Даньку – знаю, помню ли я – не было ничего постыдного или кошмарного. Но я не стану пересказывать наш диалог. Чужие вещи и предметы мы храним бережнее, чем собственные. С тайнами и секретами подобная бдительность должна удесятеряться.

Когда с прошлым было покончено, я заговорила о том, что мне не нужны молодость, стройное тело, личная жизнь и прочие утехи не по возрасту, если я потеряю сына, внучку, невестку. Это равнозначно потере жизни, бессмысленности моего существования, это будет смерть. Я изо всех сил старалась не заплакать, вложить в слова столько чувства, чтобы проняло даже бревно. Я называла сына тупым, бесчувственным, жестоким. Я его умоляла не бросать меня. Я согласна на Америку. Пусть едут, я переживу. Только не вычеркивают меня, не закрывают передо мной дверь. Я грозила самоубийством и была готова стать перед ними на колени. Я заклинала простить меня именем его, Даньки, бабушки и дедушки. Я говорила, что он никогда прежде не слышал от меня подобных монологов в стиле шекспировских трагедий, я сама не подозревала, что на них способна. Но сейчас я на краю пропасти, между жизнью и смертью. В его воле столкнуть меня или оставить жить.

Данька слушал, не перебивая. Избегал смотреть на меня, словно мог обжечь глаза. Когда все же проскальзывал взглядом, на его лице появлялось выражение испуга и, увы, легкой брезгливости. Я не обижалась на сына. Кому понравится иметь маму младше по возрасту? Мне хотелось сказать, что в этой нелепой ситуации можно найти положительные моменты. Например, у нас появятся общие интересы. Я готова на любые жертвы. Даже… даже отправиться с ними в лес, ночевать в палатке и слушать песни под гитару. Я молчала, и так много наговорила.

Сын ничего не ответил на мою пламенную речь. Прошел мимо меня, вернулся в большую комнату. Я поплелась следом.

Данька остановился на пороге, глядя на жену, развел руками:

– Не знаю!

Я посмотрела на Женю: ведь это благоприятная реакция? Женя кивнул и беззвучно, одними губами сказал мне: «Держись!»

И тут моя сватья Любовь Владимировна, дай ей господи счастья и здоровья, произнесла простую и гениальную фразу:

– Поживем – увидим! Чего воду в ступе толочь? – И спросила буднично: – Обедать-то будем?

– Конечно! – победно воскликнула я. – Еды на всех хватит, только мы тут не поместимся. Переезжаем на кухню. У меня лишь на двоих фужеры, рюмки и стаканы помыты. Но три пары женских рук способны сотворить чудеса. Четыре пары! Катюля, ты будешь помогать? А мужчины сгоняют за водкой. Отличное противострессовое средство, хотя и вызывает привыкание.

Внучка тут же потребовала:

– Я тоже хочу следство пла… плависиси… как бабушка сказала.

– Перебьешься, – ответил Данька.

И пошел в прихожую переобуваться. Следом за ним отправился Женя.

Утром я проснулась почему-то голая. Моя ветхая ночнушка окончательно распалась на волокна? Странно, не помню. Мне приснился удивительный сон. Длинный как роман или многосерийный фильм. Наверное, в реальном времени длился минуты три. Отлично сохранился в памяти, хоть записывай. Нет, писательский труд не для меня – слишком тяжек, требует много сил, а мне их лень тратить. Я специализируюсь на малых журналистских формах. Надо сегодня оправить Самохину план следующего номера. Чем это пахнет? Кофе! Кто-то хозяйничает, гремит посудой у меня на кухне. Данька с утра пораньше заявился?

В комнату вошел Женя. С подносом, на котором стояли две чашки кофе:

– Ты ведь любишь с молоком? Пирожных не осталось, намазал булки вареньем. Сойдет?

Я испуганно натянула одеяло до носа, потом закрылась с головой. Что он тут делает? Это был не сон! Где мой халат? Я снова толстая…

Женя поставил поднос на журнальный столик, подошел к дивану, наклонился, убрал с моего лица одеяло:

– Я тебя примерно такой и представлял.

Москва, 2017 год