Подойдя поближе, Вульф кивнул, приветствуя мужчин, и представился:

– Алекс Вульф – якорь, что бы это ни значило.

– Наконец-то Орье с Пейтоном подобрали кандидата, – проворчал лысый джентльмен с аккуратно подстриженной седой бородой, рассматривая Алекса поверх приспущенных на нос очков. – Слишком долго мы ждали. Уже два отряда психонавтов успело пострадать от постгипнотической фуги, пытаясь добыть лекарство от генерализованного депрессивного расстройства личности из своих хостов. Пейтон говорит, что включение якоря в группу извлечения все исправит. Что ж, надеюсь, он прав, но, глядя на вас, молодой человек, трудно проникнуться его уверенностью.

– Думаю, не стоит так сразу развешивать ярлыки, мистер Стейнбек, – вмешался третий, протягивая Алексу руку. – Вспомните о мальчике, который кричал: «Волк! Волк!» Что до сей скромной персоны, то можете называть меня Сетом Беккером. Бывший врач федерального психиатрического центра. Особенности структуры сознания позволили мне стать прекрасным специалистом в области психодрамы. В сеансе КОС исполняю роль комиссара.

– КОС?

– Коллективное осознанное сновидение.

Рассматривая Беккера, Вульф не смог зацепиться взглядом ни за одну примечательную деталь в его облике. Напротив, Алекса не покидало ощущение, словно он видит сонм людей, запертых в зеркале.

– Профессор позитив и шут гороховый, – буркнул рыжий, вставая. – От такого приветствия недолго и штаны обмарать с испугу. Еще врачами себя называют. Пойдем, Алекс! – он хлопнул Вульфа по плечу. – Подальше от этих зануд. Я тебе покажу, что здесь пользуется особенной популярностью из съестного. Заодно и сам поем наконец. Звать Артур Гловер. В КОС – ама. Сминаю межличностные барьеры и растапливаю сердечки людей, точно масло на сковородке. Видал вчера милашку Жюли? Вот это попка!

Вульф улыбнулся:

– Разве ама не должна быть женщиной?

Гловер в сердцах всплеснул руками:

– Не хватало мне подколок Ямагути, так еще один умник нарисовался. Звучит красиво, и все тут!

Гловер провел Алекса к столам, уставленным разнообразной свежеприготовленной снедью, исходящей ароматным паром.

– У вас тут шведский стол, как в хорошем курортном отеле? – восхитился Вульф, рассматривая богатое разнообразие блюд, представленных на завтрак.

– С чего бы скандинавам приватизировать нашу еду? – удивился Гловер, набрасывая в тарелку себе и Алексу яичницу, поджаренные баварские сосиски, хрустящие тосты и немного салата с оливками и маслинами. – Мы, друг мой, называем это буфетом, а буфет хорош тем, что можно лопать до отвала, а потом еще чуть-чуть, пока задний клапан держит.

Вульф хмыкнул и спросил:

– Артур, а вы реальный психотерапевт или заштатный гуру с федерального инфоканала, отвечающий в дневном эфире на дурацкие вопросы из бегущей строки от прыщавых подростков и расплывшихся прокуренных домохозяек?

Гловер уставился на него с выражением человека оскорбленного в лучших чувствах и наставил вилку с нанизанной сосиской, капавшей жиром на пол, будто это было оружие.

– Получше иных прочих! – безапелляционно заявил он. – Для новичка у тебя слишком язык остер. Как проснемся, нам с тобой надо будет пройтись по пабам округи. Устроим алкогольный марафон. Это будет битва века!

– Я мало пью.

– Человек, рожденный Александром Волковым, говорит, что мало пьет? Не смеши мою мозолистую печень!

Они устроились за столом и принялись за еду. Аппетит Гловера, как успел заметить Алекс, был поистине первобытным. Через несколько минут к ним присоединились и Беккер со Стейнбеком. Беккер принес на подносе бургер с картошкой фри. Стейнбек ограничился овсяной кашей на воде и тостом с джемом.

Прожевав очередной кусок, Алекс забросил пробный камень:

– Вчера мисс Орье упоминала избыточные нагрузки на сознание группы извлечения, состоящей из загадочных психонавтов. Сегодня вы говорите о какой-то постгипнотической фуге. Что все это значит?

Гловер попытался было ответить, нечленораздельно мыча набитым ртом, но Стейнбек властным движением остановил этот поток междометий, отложил ложку, промокнул салфеткой рот и обратился к Алексу:

– Сколь многое успела вам поведать Орье о нашей работе?

– В общих чертах. Эта информация скорее напоминала рекламный буклет, нежели что-то конкретное.

Стейнбек вздохнул с досадой:

– В этом они с Пейтоном очень похожи. Никогда не вдаются в излишние на их взгляд подробности. Преследуют свои собственные цели, наплевав на осторожность, методологию и разумную интеграцию проверенных терапевтических принципов в новаторскую концепцию.

– И какая же у Орье цель?

Беккер подул на домик, сложенный им из бумажных салфеток, разметав его по столу, и ответил:

– Ах, мистер серый волк, подобные сюжеты стары как мир, и завязаны они на кровной мести.

– Мести кому?

– Не человеку, но болезни, – персонифицированные маски на лице Беккера менялись как цветовая мимикрия хамелеона, зависевшая от окружения. Возвышенный одухотворенный интеллигент ушел, освободив место парню с соседнего двора. – Такие загоны хороши для слезливого девчачьего фильма, который ты смотришь в пятницу вечером со своей подружкой перед сексом, но жить ради безумцев и мертвецов? Бред полнейший!

– Все это очень мило, но отвлекает нас от сути, – оборвал его Стейнбек. – Молодой человек, что вы знаете об аппарате «Морфей»?

– Немного читал о нем. В основном это были околонаучные статьи, блуждавшие по сети до того, как компанию Пейтона «Сновидения Инк» прибрало к рукам государство. Я считал «Морфей» чем-то наподобие очередной майнд-машины, проигрывающей человеку на сон грядущий песни китов в океане или щебет лесных птах и сопровождающей этот аккомпанемент правильно настроенными цветовыми кодировками в линзах дополненной реальности в надежде раскрыть потаенные резервы мозга.

Стейнбек кивнул.

– Удивительно точная формулировка бессознательного мнения общественности о научной работе мистера Пейтона, которого в свое время и хотело добиться профессиональное сообщество психиатров и психотерапевтов во главе с вашим покорным слугой. Нещадно корю себя за то, что участвовал во всем этом фарсе!

– И что же такое «Морфей»?

– Это панацея. Средство против эпидемии.

Вульф почувствовал легкий аромат мятного табака, но сперва не придал этому особого значения.

Гловер поднял взгляд от тарелки с едой и ухмыльнулся:

– Всегда забавно наблюдать, профессор, как вы падаете кверху брюхом при виде хозяина, зная, что где-то оставили лужу.

Алекс услышал приближающиеся шаги за спиной. Он обернулся и увидел Джона Пейтона – директора Конторы, одетого в стильный костюм-тройку и потягивающего на ходу электронную сигарету. Неторопливой поступью он шагал к их столику, заметно прихрамывая на правую ногу. Острый профиль лица особенно четко вырисовывался в солнечных водопадах, ниспадавших через жалюзи в пустой кафетерий.