могут быть задержаны в период сессии парламента». Понимаете, никакой такой особо оговоренной неприкосновенностью их «слуги народа» не наделяются – только на период сессии, а в любое другое время на «слуг» сих, как и на любого японского подданного, можно заводить уголовные дела и за милую душу сажать в кутузку, если на то есть основания. А потому и не требуется проворовавшимся банкирам, преступным авторитетам или нашкодившим чиновникам всех мастей любыми неправедными путями протыриваться в парламент за спасительным мандатом: себе – на радость и успокоение, народу – на горе и муку. Поразительно: и дела уголовные заводят, доводя их до судебных процессов, и под стражу народных избранников берут, и в отставку со скандалом отправляют. Все как у людей. А народ по телевизору видит, что, как и записано в Конституции, «все государственные и муниципальные служащие являются слугами всего общества, а не какой-либо одной его части».

«Ну вот, – бросит мне кто-нибудь упрек, – почитала бы сначала свою собственную конституцию! Ее ведь тоже не идиоты писали. В ней тоже все выстрадано. Да и собственный менталитет учтен». И, вероятно, будет прав, потому что не станет демократическое общество придумывать вредную для себя конституцию. Но вот выполнять ее – это уже другой вопрос. Да и статьи, обозначенной в японском документе номером 50, у нас не найти. Наши народные избранники подарили себе привилегию неприкосновенности, как и многие другие привилегии, сами. И представляется разумным, если избиратели в процессе избирательной кампании будут прямо спрашивать, есть ли у них в программе, будь то блок, партия или независимый кандидат, пункт об отмене привилегий депутатам? Возникнет опять же резонный вопрос, а за что тогда работать депутату, не щадя живота своего? А вот за что. Как и во всех цивилизованных странах, «привилегии» придут после окончания депутатского срока. Депутат, грамотно и честно проработавший в парламенте, заработавший должный авторитет, безусловно, сможет рассчитывать на высокую должность и зарплату, скажем, в солидной фирме либо возглавить собственное дело. А уж провинциальный депутат с такими связями в Москве… Вот пусть за это и «пашут».

Каждое утро по японскому телевизионному каналу BS-1 транслируются международные новостные программы. Среди прочих десять-пятнадцать минут перемалываются и события российской жизни: злоупотребления, коррупция, война, теракты, психоз предвыборной гонки за спасительными мандатами…… Нажал кнопочку – и, пожалуйста, к вашим услугам прелести российской действительности в синхронном переводе на японский язык.

Мой японский знакомый – из тех, кто с любопытством смотрит эти передачи и добросовестно пытается услышанное осмыслить. И даже задает вопросы, на которые приходится что-то отвечать. Иногда кажется, мы понимаем друг друга. Но кто может поручиться за загадочную японскую душу? Дискуссий у нас не получается, ибо сами эти понятия – дискуссия, спор – противоречат японскому характеру. Здесь привыкли слушать и самостоятельно делать выводы. Да и о чем спорить: если каждый день тебе демонстрируют очередную экстремальную ситуацию вперемешку с непрерывной чернухой, и ежу станет понятно, что «так жить нельзя!»

В очередной свой визит мой политически подкованный гость презрел оригинальничание, принес, как и раньше, корзинку яблок. И вновь я могу сколь угодно долго гадать, а нет ли в яблоках намека?

Коррупция в слезах и без слез

Господин Коджима, другой мой знакомый, учитель истории и экономики, которому в Японии я помогала учить русский язык (сие достойное увлечение началось у него еще в институте и продолжается по сей день), написал по моему заданию сочинение на тему: «Политическая и экономическая ситуация в стране». Ситуацию Коджима-сан уложил в несколько лаконичных строк:

«В последнее время у нас в Японии много коррупции. Влиятельные политики получают деньги от компаний или политических групп. За это политики помогают компаниям или группам.

Почему мы не попробуем поменять эту конструкцию? По-моему, японская экономика стала очень сильной, а наша жизнь – очень приятной. Поэтому люди не желают менять эту конструкцию».

«Сильная экономика» и «приятная жизнь» – согласитесь, стимулы достаточно серьезные, чтобы не реагировать слишком болезненно на возникшую параллельно коррупцию и не испытывать желания немедленных и радикальных перемен. Да что там японская коррупция! Как я уже сказала, ежедневные новости российского телевидения красочно демонстрируют всем и каждому размах и мощь коррупции русской.

Наблюдая воочию все эти прелести российской действительности, японский обыватель-налогоплательщик умиротворенно вздыхает: «К счастью, нам подобное не грозит. Император – «символ государства и единства нации», правда, как и английская королева, лишенный какой-либо реальной власти, но пользующийся безмерным уважением и восхищением подданных, бессменно находится в старинном императорском дворце и своего поста никому, кроме наследного принца, уступить и не подумает. Премьер-министр и правительство работают в своих правительственных дворцах из стекла и бетона в токийском районе Касумигасэки и хотя и подвергаются ротации, но без всяких верховных приказаний и рекомендаций. Исключительно в результате демократической процедуры перевыборов. Да и экономика страны улучшается день ото дня, потому что вся страна без устали трудится. Что же касается коррупции, то все уличенные в ней власти предержащие в обязательном порядке отвечают по всей строгости закона.

Однако, и факт этот общеизвестен, для любого японца значительно горше тюрьмы сознание того, что перед своими близкими он опозорен. Сама по телевизору наблюдала, как президент одного из крупнейших банков страны, уличенный в недобросовестности, плакал и на коленях просил прощения у сотрудников за то, что не оправдал их доверия. Эти слезы, это публичное стояние на коленях многим в России показались бы не совместимыми с такими понятиями, как мужское достоинство и честь. В Японии эти слезы – высшее свидетельство осознания мужчиной своей вины перед согражданами и глубокого, искреннего раскаяния. В былые дни после такой сцены обычно следовало харакири (сэппуку). Не знаю, какова дальнейшая судьба того чиновника, времена, и это понятно, изменились, но даже сегодня самоубийство после перенесенного публичного позора многим японцам видится вполне достойным выходом из ситуации. Но, конечно же, я не склонна думать, что все японские мужчины-самоубийцы решаются на этот крайний шаг, смывая позор. Японское общество такой же сложный организм, как и любое другое общество, и жизненных катастроф у японцев не меньше, чем в других странах.

Мы не японцы, и харакири, конечно, не наш стиль и не наша стихия. Нас и так уже перекормили смертями в результате странных войн и криминальных разборок. Мы – сложная страна некающихся грешников, не признающих такие понятия как покаяние и искупление. И наши запятнанные олигархи, политики, банкиры, чиновники и даже военные, после каждого очередного скандала продолжают жить по двум формулам: «Плюнь в глаза – божья роса!» и «Стыд глаза не выест».

Умные, умные японские власти. Это их ноу-хау. Демонстрируя по телевидению каждое