грозит опасность однобокого развития. Но, с другой стороны, опять же ни «Труссарди», ни «Диор», ни «Босс» здесь особо не развернутся. Спрос не тот. Ведь за что приходится сражаться мировому обувному дизайнеру? Чтобы туфельку очень хотелось надеть и совсем не хотелось с ней расстаться. А японский главный критерий? Чтобы надеть обувь было легко и удобно и так же удобно и быстро – скинуть.

… Вдохновленная нынешней немыслимой чистотой в доме, когда даже японский сантехник – не говоря уже о званных и незваных гостях, – заходя починить неисправный кран, снимает на пятачке у входа обувь, я присмотрела для своего московского дома чудную деревянную «вешалку-распялку для тапочек». И даже представила, как поголовно наряжу в тапочки друзей, которые соберутся отметить мое возвращение на родину. Однако вспомнила, что в наших краях предложить гостю разуться может только самый нетактичный хозяин, для которого сохранить в чистоте ковер куда важнее сохранения собственного реноме. Не говоря о том, что подобная просьба свидетельствует, как минимум, о дурном воспитании.

– Слушай, ты непременно должен приобрести вешалку для тапочек, – уговариваю я знакомого из Ташкента, рассудив, что для меня сей предмет домашнего обихода, конечно, лишний, но идея-то здравая!

– Для чего? – удивился он, – у нас испокон веку в уличной обуви в дома не заходят…

Кимекоми нингё

В давние-предавние времена, году в 1736-м, ну, самое позднее в 1740-м, священнослужитель храма Камо из города Киото по имени Тадашиге Хакахаши придумал себе хобби: из обрезков ивы, распиленной для хозяйственных нужд, начал вырезать человечков, а затем с помощью клея и кусочков материи одевать их в костюмы. Чурбачки были самые разные, и куклы того времени тоже получались разные – высокие и низкие (но не более 5 – 10 сантиметров), худые и полные, девочки и мальчики, кавалеры и придворные дамы. Тщательно отшлифованная древесина постепенно превращалась в складные фигурки; материал на «тело» ложился плотно, проделанные ножиком, где полагается, бороздки, смазанные клеем, помогали выровнять шероховатости.

А потом кукол стали продавать в ларьке при храме Камо. Люди раскупали их охотно, ведь прототипами кукол были они сами – горожане, воины, священники храма, дамы и кавалеры, состоящие на службе у императорской семьи. Имя им дали – «кимекоми нингё»: киме – деревянная грань, коми – вставлять, монтировать, но иногда называли и по имени храма, где они были придуманы: каме нингё. Слово «нингё» (кукла) состоит из двух иероглифов, которые дословно можно перевести так: «человеческая форма». И отношение к ним в Японии соответствующее. Когда куклы, любые, даже детские игрушки, отживают свой век, их ни в коем случае не выбрасывают на помойку, а несут в буддийский храм и складывают в определенном месте. На вопрос: «Почему так?» – дается исчерпывающий ответ: «Потому что у всех у них есть лица». Когда старых кукол набирается достаточное количество, их сжигают на костре, и все то время, пока горит огонь, читают над ними молитвы.

«Тебе нравятся японские куклы?» – спросила знакомая итальянка в мой самый первый приезд в Страну восходящего солнца. Даже приблизительно еще не представляя, что это за куклы такие, я сказала: «Конечно, нравятся!» «Приходи завтра, будем учиться их делать», – предложила Стефания. Так я попала в кружок избранных – школу высокого искусства кимекоми нингё.

Дело в том, что к японскому образу мыслей и к японской действительности европейское деление на искусство «большое» и «малое», на «чистое» и «прикладное» неприменимо. В книгах японских искусствоведов художественное ремесло поставлено в один ряд с искусством пластики, живописи, архитектуры.

Изготовление японских кукол – очень старый вид искусства, первые фигурки, выполненные из глины, относятся еще к эпохе Дзёмон (10 000–300-е годы до нашей эры). Однако всенародным увлечением оно стало значительно позднее, в период Эдо (1603–1868). Возникло множество стилей, методов, направлений: глиняные цути нингё, бумажные ками-бина, прелестные деревянные кокэши, торжественные и дорогие хина нингё. У этих последних кукол есть даже собственный праздник. Каждый год 3 марта в Японии отмечается Хинамацури – Праздник девочек, и каждая японская семья, в которой подрастают дочки или внучки, задолго до этого дня выставляет в парадной комнате на специально установленной семиярусной подставке-лестнице целый императорский двор в пышных, богатых нарядах. На верхней ступеньке – две царственные особы, император и императрица, ступенью ниже – три придворные дамы. Причем та кукла, что в середине, обязательно сидит, а дамы по краям приветствуют чету монархов стоя. Следом за ними – пять придворных музыкантов с инструментами, потом – семеро слуг, охранников. На двух нижних ступеньках располагаются предметы домашнего убранства: разукрашенный паланкин, миниатюрные сундуки, шкатулки для драгоценностей, домашняя утварь, цветы. Эти наборы кукол очень дорогие (от 200 000 йен до миллиона и выше), так что отнюдь не каждая семья может себе позволить купить их сразу. Многие собирают деньги на «императорский двор» годами, и все-таки лучше, чтобы он появился у малышки в первый или, в крайнем случае, во второй год ее жизни, а когда девочка вырастет и выйдет замуж, то заберет кукол с собой. Потом она передаст эту коллекцию дочери, та – своей дочери…

4 марта кукол следует, не мешкая, разложить по коробкам и убрать до следующего года. Существует даже поверье: чем скорее уберешь кукол, тем больше вероятность, что девочка в невестах не засидится и удачно выйдет замуж.

Но есть люди, которые не покупают кукол в магазине, они создают их для своих родных и знакомых сами. Ясуко Кавагучи, сенсей, в чьей школе я училась кукольному мастерству, денег за обучение не берет принципиально. Для нее, как она объясняет, важен сам процесс творчества, а деньги она зарабатывает профессией учителя английского языка. Ясуко-сан – молодая бабушка, внучке недавно исполнилось полгода, и уже к марту девочка получила в подарок полную коллекцию: императорский двор, исполненный в стиле кимекоми нингё. Наш сенсей всегда учит нас на собственном примере и, закончив объяснять тот или иной прием теоретически, наглядно демонстрирует его на кукле, которую делает. Именно так, от урока к уроку, и рождалась «коллекция для внучки».

Вообще-то, учиться в Японии означает, прежде всего, копировать, подражать, и это здесь отнюдь не рассматривается как нечто негативное. Потому что, как правило, копируется то, что кажется прекрасным, что восхищает и вызывает потребность повторения. Таков уж менталитет, складывавшийся веками. Ученик не должен постоянно обращаться к учителю с вопросами, он должен внимательно наблюдать за его действиями и усваивать приемы путем многократного повторения, до тех пор, пока не достигнет совершенства сам. И только тогда он может попытаться добавить или придумать что-то свое. И хотя к нашей вполне европеизированной Ясуко-сан это утверждение относится в последнюю очередь (она натура