и, оказавшись в главном зале, сразу ощутила знакомый запах жженого сандала.

Внутри собралось много людей, они сидели, прохаживались по залу или разговаривали в стороне.

Двое священников в белых одеждах обращались к скорбящим с советами и словами утешения.

В углу зала Персис заметила отца в инвалидной коляске. Он беседовал с доктором Шаукатом Азизом, одним из самых старых своих друзей.

Интересно, подумала Персис, как Азиз попал внутрь храма? Обычно в агиарий пускали только парсов. Здесь уже больше века горел символ вечного пламени бога-творца Ахурамазды – огонь, привезенный из Персии, бывшей домом для зороастрийцев, пока им не пришлось покинуть родину и переселиться на Индийский субконтинент, спасаясь от преследований мусульман.

Персис подошла к отцу и села рядом. Он прервал разговор с Азизом и окинул ее недовольным взглядом:

– Могла хотя бы снять форму.

– Папа, я все еще на службе.

– А Боман все еще твой дядя. На мои похороны ты, вероятно, явишься в купальном костюме.

Персис не стала говорить вслух, что Бомана Мистри, четвероюродного брата ее отца, она видела всего пару раз в раннем детстве и помнила только его седеющие усы. Честно говоря, она думала, что он умер не десять дней назад, а значительно раньше и что грифы, кружащие вокруг Башен Молчания, давно уже успели насытиться его высохшим телом[6]. Боман был человеком невысокого роста, так что они бы справились достаточно быстро.

Персис мрачно улыбнулась собственной шутке.

– Ты над чем смеешься? Думаешь, смерть – это весело? Acta est fabula, plaudite! – сказал Азиз. – Комедия окончена, рукоплещите! Последние слова императора Августа.

Сэм злобно сверкнул глазами:

– Держи свои поучения при себе. Если они узнают, что я обманом тебя протащил, мне снова запретят сюда приходить.

– Я здесь только чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, – невозмутимо ответил Азиз. – Я же не виноват, что у тебя был сердечный приступ.

Сэм покраснел:

– Сколько раз повторять, никакой это был не приступ.

– Ты побагровел, свалился с коляски и стал пускать слюни. Или ты думал, я решу, что это запор, и выпишу тебе слабительное? Я дал клятву Гиппократа.

– Я в отличной форме, у меня все в порядке и с телом, и с головой, чего, к сожалению, нельзя сказать о тебе. Ты теряешь мозговые клетки прямо у меня на глазах.

– От оскорблений тебе лучше не станет. В последнее время ты живешь в постоянном стрессе.

– В моей жизни стресса столько же, сколько у золотой рыбки.

– А они, между прочим, регулярно от него умирают.

Персис перестала прислушиваться к их разговору. Эти двое спорили, сколько она их помнит, да и еще задолго до этого. Хорошо, что Азиз пришел. Здоровье отца в последнее время ее пугало, но она не сомневалась, что Азиз со всем разберется.

Ее мысли вернулись к делу.

Когда Сет отправил ее в Азиатское общество, она не ждала ничего особенно интригующего. Но теперь Персис чувствовала, как эта история начинает ее затягивать, и дело было не только в обстоятельствах исчезновения Хили. Она вспомнила о странной надписи в Библии, оказавшейся на месте украденного манускрипта. Зачем вообще было что-то писать? И где Хили сейчас? Зачем известному ученому рисковать репутацией и идти на подобное преступление?

Она не могла поверить, что его интересовали деньги. К ее отцу в магазин нередко заходили ученые, и они всегда казались ей людьми не от мира сего, полностью погруженными в свои абстрактные научные изыскания. Разумеется, манускрипт стоил невероятных денег, но, хотя у нее не было никаких доказательств, Персис не сомневалась, что чутье ее не обманывает: за странным поведением Хили стояло что-то еще.

– Я хочу сказать пару слов, – произнес Сэм.

Он подъехал на коляске поближе к собравшимся и подождал, пока все успокоятся.

– Многие из вас, как и я, знали Бомана. Сегодня здесь весьма красноречиво говорили о том, как он был щедр, умен и образован – примерный семьянин, опора общества. – Сэм сделал паузу, опустил взгляд, потом поднял глаза и заговорил снова: – Что ж, я ничего такого о нем не скажу. Это был лжец, жулик и негодяй. Я пришел сюда, только чтобы убедиться, что кто-то скажет о Бомане правду, а не то, что за нее пытаются выдать слезливые лизоблюды.

– О господи, – пробормотал Азиз.

Персис вздохнула. Это займет больше времени, чем она думала.

4

На улице Джона Адамса играл духовой оркестр – оглушительная какофония из звуков тромбона, тубы, трубы и валторны. У входа в Малабар-хаус человек в белых одеждах, как у членов партии Конгресса, раздавал листовки.

Персис подняла глаза – проверить, не осыпалась ли со здания штукатурка и не улетели еще ли горгульи, сидевшие в ряд по самому краю крыши.

В Малабар-хаусе располагался главный офис одной из крупнейших в Индии коммерческих организаций. Это было четырехэтажное здание из красных маладских камней, построенное в стиле эдвардианского неоклассицизма, с большими створчатыми окнами и балконами с балюстрадами. С тех пор как семь месяцев назад Персис окончила полицейскую академию, это место стало ее вторым домом. Здание приходилось делить с офисными служащими, но это доставляло не так уж много проблем – присутствие полицейских было практически незаметным. Многие вообще не знали, что здесь располагается полицейский участок: все поступавшие в Малабар-хаус дела обычно пересылали из других отделов.

Персис вошла в дверь под аркой и спустилась в подвал, в лабиринт из старых столов и видавших виды стальных картотек, туда, где временно располагалось ее отделение.

Сейчас там почти никого не было.

Над одним из столов согнулся младший инспектор Джордж Фернандес, крупный мужчина с головой размером с баскетбольный мяч и густыми усами. Заметив Персис, он сразу же вернулся к отчету, который набирал одним пальцем на старой пишущей машинке «Ремингтон». Персис прошла мимо, гневно сверкая глазами: от одного вида Фернандеса кровь начинала стучать у нее в висках.

У себя на столе она обнаружила Библию из Азиатского общества. Вместе с ней в конверт для улик Бирла положил записку с детальным описанием своих действий после возвращения из дома Хили. В ней он, среди прочего, сообщал, что Арчи Блэкфинч снял с книги отпечатки пальцев и даст знать, когда что-нибудь будет известно.

Персис прошла в конец помещения, постучала в дверь кабинета Сета и, получив приглашение войти, зашла.

Суперинтендант курил сигарету, на краю стола перед ним, рискуя упасть, стоял стакан с виски. Кабинет настолько пропитался табачным дымом, что Персис закашлялась.

Некоторое время Сет не обращал на нее внимания, будто наслаждаясь последними