ослепла. Она бездумно вертелась, пытаясь разглядеть любой малейший намёк на свет, но вокруг было лишь ничто. Пронзительное, вязкое, зловонное ничто. Ребекка попятилась, не ощущая пространства. Ей казалось, прошло по меньшей мере несколько веков, прежде, чем она поскользнулась. Падение в пустоту совсем не походило на полёт. На глазах Ребекки вселенные рождались и умирали, взрываясь мириадами сверкающих точек, и тут же сворачиваясь в одну. Будто в камере сенсорной депривации ниоткуда являлись образы — галлюцинации, вспышки бесконечных нулей и единиц. Тело растягивалось вверх и вниз, становясь струной, на которой Богу предстояло сыграть финальный аккорд. Вместе с Ребеккой падало мироздание. Оно звучало, как Патрик: «Пространство мерцает, Бекс, разве ты не видишь?»

«Привет! Это Бекс. Вероятно, я чертовски занята. Оставьте сообщение после сигнала и, может быть, я вам перезвоню».

Ноги в слишком больших шерстяных носках разъехались на отполированном до блеска полу.

— Ребекка, простите, что беспокою вас в такую рань. Я звонил вам вчера, но ваш телефон был выключен. Меня зовут профессор Стокетт, я преподавал у вашего мужа. Мистер Ромаро поручил мне проверить его расчёты и… Патрик, простите, доктор Свитинг, похоже был прав. Это невероятно! Просто невероятно, но… Пожалуйста, позвоните мне, как только услышите это сообщение.

Безвольное тело Ребекки Свитинг, затылком чертя красную линию, сползало по ножке стола. В глубине дома продолжал захлёбываться телефон, но в своей новой, кошмарной реальности Ребекка не слышала уже ничего.