На обратном пути с Ладоги навстречу адмиральской шняве попался бот, шедший из Кронштадта к Лахте с матросами и солдатами. Свежий ветер развел крупную зыбь. Едва, суда разминулись, заливаемый волнами бот выскочил на мель. От сильного толчка многие люди попадали за борт и, не умея плавать, захлебнулись. Петр, не утерпев, полез в студеную ноябрьскую воду, спас семь человек и в один час свел на нет результаты лечения долго скрываемой от всех «каменной болезни». Источенный многолетним тайным недугом богатырский организм не вынес последнего испытания: сверлящая боль донимала почти непрерывно после возвращения из вояжа. Петр осунулся и, подолгу отлеживаясь, не покидал зимнего домика, построенного на берегу Невы между особняком Апраксина и Морской Академией. Но дел не бросал.

С утра до сумерек возле крыльца отстаивались кареты президентов одиннадцати коллегий, ведавших страной от Балтики до Анадыря, а сами господа министры ждали очереди войти в токарную мастерскую дворцового механика Андрея Нартова.

Петр беседовал с ними, не отрываясь от резца. Там же у станка, незадолго до нового года, сказал генерал-адмиралу:

— Худое здоровье заставило меня сидеть дома. Я вспомнил на сих днях то, о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали, то есть о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию. На сей морской карте… — он провел Апраксина из мастерской в кабинет, где на высокой, в рост человека, конторке была разостлана чертежная карта Сибири и тихоокеанских побережий, — …проложенной путь, называемый Аниан, назначен не напрасно. В последнем путешествии моем в разговорах слышал я от ученых людей, как прежде и от господина Лейбница, что такое обретение возможно. Не будем ли мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан, которые многократно покушались обыскивать берегов американских? О сем-то написал инструкцию; распоряжение же сего поручаю, Федор Матвеевич, за болезнию моею, твоему попечению, Дабы точно по сим пунктам, до кого сие принадлежит, исполнено было.

Он вручил Апраксину составленный загодя вопросник:

«1. Сыскать геодезистов тех, которые были в Сибири и приехали;

2. Сыскать из поручиков или подпоручиков морских достойнаго, кого с ними послать в Сибирь на Камчатку;

3. Сыскать из учеников или из подмастерьев, который бы мог тамо сделать с палубою бот, по здешнему примеру, какие есть при больших кораблях, и для того с ним отправить плотников четыре, с их инструменты, которые б моложе были, и одного квартирмейстера и восемь матрозов;

4. И по той препорции отпустить отсюда в полтора парусов, блоков, шхив, веревок и прочего, и четыре фалконета с надлежащею амунициею, и одного или двух парусных швецов;

5. Зело нужно штурмана и подштурмана, которые бывали в Нордной Америке. Ежели таких штурманов во флоте не сыщется, то немедленно писать в Голландию, чтоб прислали двух человек, знающих море к северу до Японии, и чтоб оные присланы были через адмиралтейскую почту».

С ответами на вопросник и явился Апраксин на шестой день нового 1725 года.

— С утра государю худо, — предупредил в сенях секретарь царя Макаров.

Однако Петр тотчас принял генерал-адмирала и только усмехнулся на его ворчание.

— Некогда, сват, беречься. Болезнь упряма, знает то натура, что творит, но о пользе государства пещись надлежит неусыпно, доколе силы есть. Показывай, с чем пожаловал.

Он взял протянутую Апраксиным бумагу, поднялся с кровати, раскурил погасшую трубку и зашагал по комнате, торопливо, точно спешил куда-то. И верно: всю жизнь спешил, наверстывая за два века ханского ига и за сто лет боярской лени.

Озабоченный взгляд генерал-адмирала, не поспевая за движениями даря, перебегал за ним от конторки у продолговатого оконца к дверям кабинета и обратно. Крепко переменился Петр за месяц болезни: поседели кудри и коротко остриженные усики, глубоко запали усталые глаза, отекли и обвисли землистые щеки.

— Федор Матвеевич!.. — Брови Петра подпрыгнули, когда он прочел второй пункт доклада: «По мнениям вице-адмирала Сиверса и шаутбенахта Синявина, из морских поручикам Станбергу[17], Звереву или Косенкову, подпоручикам Чирикову или Лаптеву оная экспедиция годна. А не худо чтоб де был над ними командир из капитанов, Беринг или фон-Ворд, понеже Беринг в Ост-Индии был и обхождение знает, а фон-Верд был штурманом».

Не скрывая иронического изумления, Петр, остановись у конторки и положив на нее листок с ответами, обернулся к генерал-адмиралу.

— Не ты ль, сват, желал Витуса Беринга в абишт из службы нашей выбить?..

Апраксин, уставясь в пол, развел руками.

— Когда я по званию флагмана спорю с вашим величеством, так с адмиралом я никогда не могу уступать, но коль скоро вы предстаете царем, я свой долг знаю, — вывернулся он.

Беринг сидел у него в печонках с тех пор, когда приключилась конфузия на Адмиралтейств-Коллегии. Истекшим летом, обиженные неприбавкою жалованья и беспричинным неповышением в следующий чин, иноземные капитаны Фалкенберг, Гей и Беринг, заодно с ними свой, Дубровин, подали прошение об отпуске из службы. Апраксин был рад спровадить иностранцев восвояси. «Капитанов, — предложил он на Коллегии, — можно и отпустить, кроме Дубровина, а онаго прибавкою жалованья, конечно, наградить следует». Царь на том заседании сухо заметил: «Надлежит впредь морских офицеров в службу принимать по-иному и контракты с ними чинить покрепче», но мнения об отпуске не высказал. Коллегия некоторое время пребывала в нерешимости и, наконец, под нажимом самих капитанов, приговорила: «отпустить в земли, откуда приняты». Петр, когда Апраксин принес приговор на утверждение, при всех отчитал генерал-адмирала и сказал, заключая: «Нащет Фалкенберха и Гея быть по сему: подпиши паспорта; а Беринга зря обижаешь. Сей датчанин истинно русский есть человек и доказал службою своею. Объявишь на Коллегии, чтоб принять его в морской флот по-прежнему и назначить в первый ранг капитаном».

Через неделю Адмиралтейств-Коллегия привела Витуса Беринга к присяге, а спустя четыре месяца сочла возможным рекомендовать для руководства камчатской экспедицией.

— Ну то-то, господин флагман, впредь с вниманием должным различай людей, — назидательно обронил Петр и, поглядев с усмешкой на упрямо безмолвного Апраксина, вновь принялся за чтение доклада.

Адмиралы писали немногословно:

«Ботовый ученик, который по чертежам боты с палубами и без палуб делать может, имеется, именно, Федор Козлов, а такелаж, затребованный по велению государя, отпустится в полтора раза более обычнаго».

Зачеркнув «в полтора», Петр надписал сверху «вдвое», добавил на полях: «Прочее все хорошо. В Камчатскую экспедицию послать флота капитана Витуса Беринга с прочими морскими служителями»; перечислил и поманил Апраксина.

— Распорядись, Федор Матвеевич: Берингу и Чирикову явиться сюда.

Генерал-адмирал, поклонясь, вышел, провожаемый глухим завыванием ветра в дымоходе и скрипом пера.

Петр, облокотись на конторку, чертил на чистом