25 февраля 1938 г. Жуков, недавно получивший „досрочно и вне очереди“ воинское звание комдива, был назначен командиром 6-го кавалерийского корпуса. Здесь Георгий Константинович застал ту же картину, что и в 3-м конном корпусе. Надо было опять браться за самое слабое звено — боевую подготовку. И это удалось Жукову. Учитывая, что будущее в значительной степени принадлежит танкам и механизированным соединениям, он требовал от командиров и штабов детальной отработки вопросов взаимодействия с танковыми войсками и организации противотанковой обороны. Командир корпуса, стремясь улучшить боевую подготовку подчиненных частей, предъявлял повышенные требования к командирам и политработникам. Нередко его требовательность проявлялась в жесткой и грубоватой форме, что отмечали ранее Рокоссовский и Буденный. Это стало одной из причин разбора 28 января 1938 г. персонального дела Г. К. Жукова на активе коммунистов 4-й дивизии, 3-го и 6-го корпусов. Ему также припомнили связи с „врагами народа“ Уборевичем, Сердичем, Вайнером и другими, а также то, что он не любит политработников. В своем выступлении Жуков признал, что у него были срывы, что как коммунист он „обязан был быть выдержаннее в обращении с подчиненными, больше помогать добрым словом и меньше проявлять нервозность“. Не отрицал Георгий Константинович и своей нелюбви к политработникам, но категорически отмел свои связи с „врагами народа“, которых таковыми не считал. В итоге Жукову был объявлен выговор „за грубость, за зажим самокритики, недооценку политработы, за недостаточную борьбу с очковтирательством“.

Партийное взыскание не повлияло на военную карьеру Жукова. В июне 1938 г. его назначают заместителем командующего войсками Белорусского военного округа по кавалерии. Не прошло и года, как в жизни Георгия Константиновича произошел новый поворот — его, комбрига С. П. Денисова и полкового комиссара И. Т. Чернышева направили в командировку в Монголию.

Чем же была вызвана столь внезапная командировка? Для ответа на этот вопрос сделаем небольшой экскурс в историю.

В январе 1935 г. японские войска, оккупировавшие Маньчжурию, вторглись в Монгольскую Народную Республику (МНР) и захватили часть восточного выступа территории этой страны. 5 июня на станции Маньчжурия начались переговоры между маньчжурской и монгольской делегациями с целью мирного урегулирования спорных пограничных вопросов. Однако достигнуть соглашения не удалось. Не увенчалась успехом и работа созданной в августе постоянно действующей смешанной комиссии. Поэтому в январе 1936 г., когда обстановка была напряжена до предела, правительство МНР обратилось к советскому руководству с просьбой об оказании военной помощи. В феврале того же года СССР заявил о своей готовности оказать помощь МНР ввиду японской агрессии. 12 марта в Улан-Баторе был подписан Протокол о взаимопомощи между СССР и МНР сроком на 10 лет.

К моменту подписания советско-монгольского протокола военные столкновения между японо-маньчжурскими и монгольскими войсками продолжались. В июле 1937 г., спровоцировав инцидент у моста Лугоуцяо близ Пекина, Япония начала крупномасштабную агрессию против Китая. В июле — августе 1938 г. в районе озера Хасан произошло столкновение между японскими и советскими войсками, закончившееся поражением японских частей. Осенью того же года Генеральный штаб японской армии приступил к разработке плана войны против СССР, получившего кодовое название „План операции № 8“. Этот план имел два варианта: „А“ („Ко“ — первый) — нанесение главного удара на восточном направлении против войск СССР в Приморье, и „Б“ („Оцу“ — второй) — нападение на СССР там, где он не ожидает, — на западном направлении, через Монголию. Для этого на территории Маньчжурии и Внутренней Монголии спешно строились железные и шоссейные дороги, аэродромы. 25 апреля 1939 г. Генеральный штаб японской армии, оценив военно-политическое положение в Европе, где Германия готовилась к началу Второй мировой войны, направил в войска так называемые „Принципы разрешения приграничных конфликтов между Маньчжоу-Го и СССР“. В четвертом параграфе этого документа было записано: „В случае если граница не ясна, военному командованию необходимо определять границу по своему усмотрению и избегать ненужных конфликтов“.

15 мая 1939 г. правительство Маньчжоу-Го направило ноту правительству МНР, в которой обвинило монгольские войска в нарушении границы в районе Номон-Хан (речь идет о районе реки Халхин-Гол. — Авт.), потребовав отозвать свои войска и установить нормальные условия границы. Однако правительство Монгольской Народной Республики, в свою очередь, считало виновными в нарушении границы японские и маньчжурские войска. При этом оно ссылалось на карту от 5 июля 1887 г., составленную в результате разрешения пограничных споров между баргутами и халхасцами (монголы). Правительство МНР считало, что столкновения между монгольскими и маньчжурскими войсками происходят на территории Монгольской Народной Республики.

К этому времени командование Квантунской армии сосредоточило в спорном районе 23-ю пехотную дивизию и несколько полков баргутской конницы, а в районе Хайлара — 2-ю сборную авиационную группу. Общее командование этими войсками было возложено на генерал-лейтенанта М. Камацубару, общепризнанного специалиста по Советскому Союзу. Он хорошо говорил по-русски, с 1919 по 1921 г. служил заместителем военного атташе в Москве, а в 1927–1930 гг. — военным атташе. Начальником штаба 23-й дивизии был другой эксперт по Советскому Союзу, кадровый разведчик Ц. Оути. В 1933–1935 гг. он был военным атташе в Латвии, затем на протяжении двух лет возглавлял штаб кавалерийской бригады в Маньчжурии. Личный состав дивизии не имел боевого опыта и воинской выучки, но командование японской армии считало, что ее руководство, которое хорошо знало военную доктрину СССР, в кратчайшее время сможет организовать необходимое обучение и тренировки и успешно справится с поставленными задачами. В район Халхин-Гола был направлен сводный отряд во главе с командиром 64-го пехотного полка полковником Ямагатой для выполнения задачи по уничтожению войск МНР. Первое боевое столкновение произошло 14 мая. Войска Монгольской народно-революционной армии (МНРА), обессиленные массовыми репрессиями, развязанными маршалом Х. Чойбалсаном, оказались не в состоянии дать надлежащий отпор противнику.

Правительство МНР в этих условиях могло только рассчитывать на помощь советского 57-го особого стрелкового корпуса, который был дислоцирован на территории Монгольской Народной Республики в соответствии с протоколом о взаимопомощи между СССР и МНР от 12 марта 1936 г. Корпус к началу июня 1939 г. насчитывал около 5,6 тыс. человек, им командовал комдив Н. В. Фекленко. Однако нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов не разрешил 17 мая командиру корпуса предпринимать какие-либо активные действия против „японо-баргут“, подготавливая одновременно силы для их разгрома. Это свое требование Ворошилов повторил и вечером 21 мая в разговоре с Фекленко. Для усиления корпуса в Монголию были направлены полк бомбардировщиков СБ и истребительный авиационный полк. Туда же направлялся заместитель начальника авиации Красной Армии Герой Советского Союза комкор Я. В. Смушкевич вместе с 35 опытными летчиками-истребителями.

Нарком обороны, не разрешая Фекленко предпринимать активные действия, в то же время упрекал его в пассивности. Это и послужило причиной командировки в Монголию Г. К. Жукова, С. П. Денисова и И. Т. Чернышева. В удостоверении, подписанном 24 мая 1939 г. Ворошиловым, отмечалось, что на них возлагается: