– Ладно, господа, – решил генерал, – сегодня, о чем ни заговорим, все получается не то. Плохой сегодня день, господа. Господин Лунин, осмелюсь предложить выпить кофе, и мы с поручиком откланяемся.

– Да куда вы пойдете? – удивился Келюс. – Поздно, ночуйте здесь. Михаил в первый же день тоже норовил… С двумя ручными гранатами в сумке…

– И, возможно, был прав, – ни к кому не обращаясь, тихо заметил Тургул. Господин Лунин, благодарю Вас за это действительно щедрое по нынешним временам предложение, но если мы с поручиком до утра не вернемся туда, куда должны, за нас начнут волноваться. А волновать друзей плохо. Так как вам, господин Лунин, моя идея относительно кофе?

Эта, действительно во всех отношениях неплохая, идея так и не была, однако, должным образом обсуждена. В дверь позвонили. Тургул вопросительно поглядел на Келюса, тот пожал плечами: в гости, да еще в такое время, он никого не ждал. В дверь позвонили снова, и в ту же секунду в руках у офицеров тускло сверкнули вороненые стволы. Келюс лишь удивился, каким образом генерал и поручик успели переложить оружие из карманов верхней одежды в карманы своих штатских пиджаков. Генерал дернул бровью, и Ухтомский неслышно заскользил вдоль стены к двери, между тем как Тургул, чуть прищурясь, навел оружие прямо в центр дверного проема.

– Да постойте, – не выдержал Лунин. – Что вы, в самом деле? А вдруг это соседи?

И как бы в ответ на его слова в замке начал поворачиваться ключ. Тот, кто пытался открыть дверь, делал это неумело, ключ проворачивался вхолостую, однако неизвестный не прекращал своих попыток.

– Француз! Задвижка! – шепнул Фрол, и Николай сообразил, какого дал маху: засов был открыт. Оставалось ждать неизбежного. Происходящее внезапно показалось Келюсу чем-то нереальным – то ли сном, то ли фрагментом совкового фильма о чекистах: двое офицеров-заговорщиков притаились за дверью, сжимая револьверы в руках. Отважные герои революции вот-вот откроют дверь, и тогда…

– Спрячьте оружие! – внезапно приказал Лунин. К его крайнему удивлению, приказ был тут же выполнен. – Идите в комнаты, – продолжал он тем же тоном, направляясь к двери. Николай не успел дойти полшага, когда наконец замок щелкнул, и в прихожую ввалился Мик в черной куртке «Порше», держа в правой руке ключ с таким видом, будто собирался им кого-то зарезать.

– Келюс! – воскликнул он, – слава Богу! Я уже испугался: вы не открываете, тут всякое подумаешь. Хорошо, что у меня был ваш ключ.

Лунин вспомнил, что действительно давал ключ Плотникову, и мысленно обозвал себя идиотом.

– Фрол Афанасьевич! Келюс! – продолжал Мик. – Чего вы к нам не заехали? Ведь дядя Майкл… Помянуть надо… А то там собирались родственники – а они Майкла в глаза не видели…

– Нас никто не приглашал, Мик, – напомнил Лунин.

– Да говорил я бате! – махнул рукою юный Плотников. – Ну, у него забот, вчера, сегодня – понимаете? Гляжу, а вас за столом нет. Я к бате, а он себя в лоб стучит, будто вы там проживаете. Поедемте, я на тачке, внизу ждет. Хоть с предками моими познакомитесь…

Между тем в коридоре опять появился Тургул. Револьвер он уже спрятал и выглядел вполне респектабельно. Увидев его, Мик растерялся и замолчал.

– Господин генерал, – обратился к нему Келюс. – Вы, кажется, хотели познакомиться с Михаилом Плотниковым? Мик, это Антон Васильевич Тургул. Он хорошо знал твоего дядю Майкла…

Келюс и Фрол пробыли у Плотниковых недолго. Никого из десятка собравшихся, кроме Мика, они не знали. Правда, Плотников-старший солидный лысый мужчина, склонный к полноте, отнесся к Лунину с некоторым вниманием, без особого труда выяснив, что они имеют несколько общих знакомых. На этом его интерес к Келюсу иссяк, что, впрочем, того особо не расстроило. Фролу старший Плотников, поглядев на него внимательно, только кивнул. Дхар остался невозмутим. Матушка Мика была настолько занята столом, что ни Фрол, ни Келюс ее толком не запомнили. Они выпили положенное число рюмок, ковырнули закуску и предпочли откланяться – тем более, что было действительно поздно.

Антон Васильевич Тургул также оказался на поминках. Отослав Ухтомского в только им двоим известном направлении и пообещав вернуться к утру, он сел в машину вместе с остальными и был представлен хозяину дома как шеф фирмы, в которой работал покойный Корф. Национальная принадлежность фирмы специально не оговаривалась, но Плотников-старший, будучи человеком опытным, усадил Тургула на самое почетное место и несколько раз лично подливал ему водки. Тургул пил, когда требовалось, улыбался, когда требовалось, скорбно хмурил брови, а на вопрос о погоде в Оттаве отвечал, что бывает в столице редко, предпочитая работать прямо на объектах.

Последние гости уже расходились. Мик с матушкой начали убирать со стола, а отец семейства и Тургул, сев у кухонного столика, принялись не спеша приканчивать чудом уцелевшую бутылку «Золотого кольца». Плотников несколько рассеянно ронял замечания по поводу своих заграничных впечатлений, генерал столь же рассеянно поддакивал, в воздухе висел сизый сигаретный дым, а гость и хозяин словно ждали чего-то. Наконец, Тургул, походя обмолвившись о высоких деловых качествах покойного, намекнул, что Михаил Корф направлялся в Столицу вовсе не с туристическими целями и только трагическая случайность помешала ему дождаться глубокоуважаемого Николая Ивановича и встретиться с ним. Затем, пустив три аккуратных кольца дыма, генерал, как бы ненароком, бросил, что фирма не случайно направила в Столицу именно Корфа – человека, имевшего в Советском Союзе такого уважаемого родственника.

Плотников, поглядев на Тургула, пожаловался, что его отрасль переживает не лучшие времена. Он, конечно, понимает важность конверсии, но большие дела делаются медленно, и сейчас спрос на продукцию, к сожалению, невелик. Впрочем, если фирму, которую представляет господин Тургул, интересует некоторое количество качественного металлолома, то особых проблем не будет. Ежели, конечно, не возникнут трудности с оплатой. Тем более, к бартеру он в последнее время стал относиться настороженно.

Тургул, пожав плечами, извлек из левого кармана пиджака что-то небольшое, но чрезвычайно тяжелое, завернутое в чистый носовой платок. Не говоря ни слова, он развернул материю, показывая хозяину дома нечто, блеснувшее в неярком свете кухонной лампочки тусклой желтизной.

Нечто имело маленькое, но четкое клеймо Санкт-Петербургского монетного двора. Двуглавая клювастая птица свидетельствовала о серьезности учреждения, поставившего сей знак.

Плотников воздержался от эмоций, как и следовало ожидать от человека его возраста и ранга. Он даже не стал взвешивать слиток в руке, а лишь заметил, что подобный бартер может вызвать трудности с таможней. Тургул, мягко улыбнувшись, пояснил, что таможня тут совершено ни при чем: бартер будет совершаться в пределах государственных границ, а об остальном позаботится фирма. После этого хозяин дома повеселел.

– Значит, металлоломчик… – бормотал он, как бы про себя. – Хороший, я вам доложу, господин Тургул. Могу и цветного подкинуть, если хотите… Правда, как вы с таможней будете разбираться, ума не приложу. Вот АНТ попробовал… А вам, собственно, на какую сумму?