— Здесь не очень-то уютно, вы не находите? — Антония наморщила нос. — Но, по крайней мере, тут хотя бы тепло. К тому же мы здесь надолго не задержимся.

Она покатила коляску к столику у окна. Риччи по-прежнему спал. Эмма пошла к стойке, чтобы заказать напитки.

— Пожалуйста, два кофе, — быстро сказала она, обращаясь к седому небритому мужчине за стойкой. — И еще шоколадную булочку. И пакет молока.

— Кофе большой или маленький?

— Все равно. Это не имеет значения.

Мужчина открыл высокий холодильник из нержавеющей стали, а Эмма, нервничая, огляделась по сторонам. Стена за стойкой была испачкана чем-то красным, пятно потемнело и въелось в краску. Оставалось надеяться, что это кетчуп. Она содрогнулась. Какое отвратительное и неприятное место, особенно если работать здесь воскресным вечером! У нее за спиной, у окна, Антония прижимала к уху трубку мобильного телефона. Она разговаривала приглушенным голосом, опасаясь, вероятно, разбудить Риччи. Она все время прикрывала рот рукой, чтобы ее не было слышно.

— Что-нибудь еще? — поинтересовался мужчина за стойкой.

— Ох! — Эмма перевела взгляд на поднос. — Нет, спасибо. Этого вполне достаточно.

Мужчина, похоже, никак не мог справиться с кассовым аппаратом. Выдвижной ящик раз за разом открывался в самое неподходящее время. Всякий раз мужчина негромко ругался себе под нос и снова захлопывал его. А Эмма стояла и ждала, когда же он даст ей сдачу. Риччи пошевелился во сне. Теперь он откинул голову на спинку коляски, рот у него приоткрылся, так что стали видны два верхних зубика. Антония по-прежнему разговаривала по телефону. Она повернулась спиной к Эмме, склонила голову набок и убрала руку ото рта. Эмма видела, как шевелятся ее губы.

— Берд рэк, птичий насест, — кажется, именно эти слова произнесла Антония. Во всяком случае, так можно было понять по движению ее губ.

Внезапно, безо всякой на то причины, перед мысленным взором Эммы всплыла яркая картинка из прошлого. Ее мать, сидящая перед телевизором в домике ленточной застройки в Бате. Эмма, устроившись за столиком в углу, корпит над домашним заданием. Занавески на окнах задернуты, в газовом камине дрожат язычки пламени. Эмма видит мать, которая, как обычно, расположилась у огня в кресле с красно-коричневой цветастой обивкой. Рядом на кофейном столике стоит кружка с недопитым чаем. Мать внимательно смотрит на экран, и на лице у нее застыло напряженное, почему-то печальное выражение.

Эмма нахмурилась. Сколько раз, будучи подростком, она наблюдала за тем, как мать смотрит телевизор… И почему вдруг вспомнила об этом сейчас? Она снова посмотрела на Риччи и покачала головой.

Наконец мужчина справился с непослушным ящиком и протянул Эмме сдачу. Она взяла поднос с кофе и булочкой и понесла его к окну. Антония все еще говорила по мобильному телефону. Эмма опустила поднос на столик.

— Извините за задержку… — начала она.

Антония подпрыгнула от неожиданности и резко обернулась. Потом подняла палец вверх и улыбнулась.

— Мне пора идти, — сказала она в трубку. — До скорой встречи. — Она помогла Эмме разгрузить поднос. — Это был мой муж. Он уже едет сюда.

Эмма с облегчением опустилась на скамейку и придвинула к себе коляску с Риччи.

— Молодой человек спит без задних ног, — заметила Антония.

— Он скоро проснется, — Эмма сняла обертку с шоколадной булочки. — Ему уже пора ужинать.

— По-моему, он вовсе не выглядит голодным, правда?

— Скоро он захочет есть, — сказала Эмма несколько более резким тоном, чем намеревалась.

Антония ничего не ответила. Она подвинула к себе чашку кофе, взяла со стола крошечный молочник из нержавеющей стали и стала медленно доливать молоко. Эмму моментально охватили угрызения совести. Ради всего святого, что с ней происходит? Ведь Антония всего лишь старается быть вежливой и любезной.

Переполненная раскаянием, она преувеличенно вежливо поинтересовалась:

— А у вас есть дети?

Стальной кувшинчик замер в воздухе. Антония помедлила несколько секунд, прежде чем ответить.

— Да, есть, — сказала она. — У нас есть сын, но он еще маленький.

Она снова наклонила молочник над чашкой. Эмма удивилась. Почему-то она решила, что если у Антонии и есть дети, то теперь они уже совсем взрослые. Или подростки, по крайней мере. Антония выглядела слишком ухоженной и холеной, чтобы быть матерью маленького ребенка. Хотя, возможно, у нее есть няня. Но прежде чем она успела спросить, где сейчас ребенок, Антония поставила кувшинчик на стол и кивнула в сторону Риччи.

— Судя по тому, что вы сказали, что живете вдвоем, отца этого молодого человека поблизости не наблюдается?

— Нет, — ответила Эмма. — Мы расстались еще до рождения малыша.

— А семья вам помогает?

— У меня нет семьи. Мои родители умерли.

— Понимаю, — сочувственно протянула Антония. — Одна-одинешенька в целом свете.

Эмма помешала кофе ложечкой.

— Думаю, что с деньгами у вас туговато, — продолжала Антония, разглядывая обвисший, весь в затяжках свитер Эммы и ее выцветшие джинсы. — Ради всего святого, как же вы справляетесь?

— Ничего, нам хватает.

— Но ведь такие условия никак нельзя назвать подходящими для ребенка, вам не кажется? Ни семейной поддержки, ни денег. Я бы сказала, что это несправедливо по отношению к нему.

Эмма ощутила тягостную неловкость. Ей не хотелось говорить на эту тему. Она наклонилась, собираясь расстегнуть ремешки на коляске Риччи. Он вздрогнул и скривился. Эмма знала, что силой вырывает его из сна и что он будет недоволен, но ей хотелось разбудить его, чтобы сын снова принадлежал только ей одной.

— Ш-ш… — принялась успокаивать она его, расстегивая ремешки. Но он вцепился в них ручонками, не давая освободить пряжки.

— Он устал, — заметила Антония. — Может быть, лучше оставить его в покое?

— Рич, посмотри. — Эмма сочла за лучшее повернуться к столу. — Хочешь булочку? — И, чтобы унять предательскую дрожь в руках, принялась крошить булку на тарелку.

Обернувшись, она увидела, что Антония достала Риччи из коляски и усадила к себе на колени.

Эмма настолько растерялась, что не нашлась что сказать.

— Вы не должны позволять ему есть много сладостей, — заявила Антония. Риччи восседал у нее на коленях и тер кулачками глаза. — Ты со мной согласен, молодой человек?

Сердце бухало и гулко билось у Эммы в груди. Никуда я с ними не поеду, подумала она. Мы сейчас же уйдем отсюда.

— Послушайте! — воскликнула вдруг Антония. — Ваша губа опять кровоточит.

Эмма поспешно поднесла руку ко рту. Нижняя губа горела. Она отняла пальцы и увидела, что кончики их окрасились красным.