– Что же ты, госпожа, – сквозь зубы пробормотал он, снимая с разодранного плеча торчавшую ниточку, – не сказала, что деревня ваша Сногрок, а не Круэль?

Инея испуганно покосилась на Лукая. Тот спокойно обтирал руки о грязную тряпицу и не обращал внимания на потенциального соперника.

– Так ты же не спросил, – протянула она.

– Знаешь, кузнец, – Андрон важно встал с колоды, – не надо мне подковывать лошадь. Я до Круэля и так доберусь.

– Пешим ходом, что ли? – удивленно изогнул рассеченную шрамом бровь Лукай.

– Можно и пешим, – согласился Андрон.

Из-под подола его бархатного плаща высовывалась отодранная меховая подкладка, а дыра на рукаве открывала несвежую батистовую сорочку.

– Держи золотые, – Андрон звучно шмякнул на наковальню пару монет, – работа-то почти закончена.

– Смотри, подковы не потеряй, рыцарь, – предупредил кузнец.

Паническое бегство имперского аристократа насмешило даже детей. Заливаясь хохотом, они высыпали на заснеженный двор, оставив дверь распахнутой. Холодом потянуло в кузницу, а между Лукаем и Инеей воцарилось неловкое молчание. Гудел огненный кузнечный горн, по каменным стенам с развешенными заготовками клинков плясали тени. Ястреб зашевелился на балке, и Инея испуганно вскинулась.

– Посланник прибыл… – пробормотала она, боясь взглянуть на Лукая. – Когда ты едешь к Ламберту? – голос сорвался от странной горечи. Пальцы сжали платок, слезы комом встали в горле.

– С рассветом.

– Так скоро? – выдохнула Инея и потянулась к нему.

В его глазах не таилось сожаления. В них не было ничего. Он уже попрощался с ненавистной жизнью деревенского кузнеца, на которую обрек себя по непонятной девушке причине. А вместе с прошлым распрощался он и с самой Инеей…

Он уедет на следующий день. Девушка проводит его, стоя босой на обледенелом крыльце. Инея не станет оплакивать одинокую долю. Не будет слез и когда, исполнив пророчество странствующего мага, полыхнет кузница, подожженная недрогнувшей девичьей рукой.

* * *

Ястреб кружил в небе и тогда, когда Бигдиш в самом гнусном настроении возвращался в Севендаск, сопровождая подводы с телами бывших соратников из охраны торгового каравана. Солнце стояло в зените, и тонкая корка льда блестела на мощеных улицах. Толпа с любопытством встречала траурную кавалькаду, тихо перешептываясь. Лучнику захотелось удавиться, когда им навстречу с воплем бросилась растрепанная заплаканная женщина. Въездная площадь перед городской остроконечной башней загудела. Морозный воздух всколыхнулся от зарокотавших в унисон сотен голосов, когда случайно из-под дерюги, прикрывавшей телегу, высунулась посиневшая рука убитого воина, перепачканная кровью.

Потом Бигдиш, не раздеваясь, долго сидел на смятой постели в маленькой холодной коморке, взятой внаем, неубранной и неопрятной. На столе теснились пустые бутыли из-под эля, валялись кованые наконечники стрел. На облезлых стенах темнели влажные расплывшиеся пятна.

Как только наемники выяснят, что Бигдиш проболтался о караване, ему придет конец! Тихий стук заставил лучника вздрогнуть и схватиться за оружие. Бигдиш осторожно выглянул в окно. Пустой каменный двор с заледенелыми постройками просматривался как на ладони. Тут Бигдиш заметил нежданного гостя, сидевшего на крыше соседнего здания.

Большой ястреб любознательно посматривал на дом, ожидая, когда же его впустят в дом. Громыхая створками, мужчина распахнул окно, позволяя птице усесться на подоконник. На лапе болталось послание, привязанное плотной нитью. Бигдиш осторожно забрал письмо.

На влажном пергаменте темнели кривые строчки, будто бы их автор едва удерживал в руках перо. Бигдиш едва разобрал мелкий витиеватый почерк. Лаконичные фразы объясняли место нахождения военного лагеря. Прочитав послание, лучник нахмурился и резко вздохнул.

«Мне нужна помощь…» – писал капитан. Мечник узнал быстрый росчерк Ламберта.

Помедлив ровно секунду, чтобы оглядеть убогую комнатенку, Бигдиш схватился за походную суму.

Переплетаются дороги Невендаара, кружат, опоясывают земли, превращаются в едва заметные тропки и снова становятся людными торговыми трактами. Они иногда повторяют узоры на картах, начертанных пером картографов и искателей приключений, но чаще противоречат им, путая и неожиданно меняя направление.

Узкий тракт, обозначенный лишь тонкими следами полозьев, извилистой лентой пробегал под каменным уступом, нависшим тяжелой скалистой громадой, и вклинивался в жиденький лесок. Бигдиш остановил свою пегую кобылку посреди молодого ельника и, стянув кожаные перчатки, повертел в озябших пальцах потрепанную карту с расплывшимися названиями и масляными пятнами. По всем признакам прямо перед его носом меж скал должен был величаво блистать Алтарь Первого Инея. Вокруг в голубой морозной дымке мерзли елочки, доходившие едва до груди, с белыми шапками на мохнатых ветвях. По правую руку до самого горизонта тянулась долина и упиралась в зубцы скал, протыкавших небо со слепым желтым солнечным диском над ними.

От раздражения Бигдиш сплюнул. Стоило признать: он заблудился, как несмышленый мальчишка, никогда не бывавший в походах. Вокруг застыло царство тишины и чистоты белого хрусткого снега. Лучник понукнул лошадку, и та, недовольно фыркнув, понуро поплелась по едва заметной плохо укатанной дороге.

Стоило ему добраться до уступа, как неожиданный резкий крик заставил лучника вздрогнуть и резко натянуть повод, приказывая кобылке остановиться. С новым воплем, казалось бы, слетевшим с прозрачных небес, Бигдиш схватился за лук и напряженно прислушался, пытаясь определить точное место. Эхо разнеслось по долине, остававшейся совершенно безучастной к чужому крику о помощи.

Сверху на голову воина посыпались мелкие камушки, и лошадка шарахнулась в сторону. Бигдиш задрал голову и только успел заметить, как за камнями мелькнул край ярко-красного плаща.

– Эй, кто там?! – позвал лучник, спешиваясь.

Он быстро привязал лошадку к торчавшей из-под снега коряге, надеясь, что не останется пешим по возвращении. Трусоватая кобылка недовольно застригла ушами, явно намереваясь бросить хозяина при первой удачной возможности.

Снова кто-то заголосил, разбивая вдребезги гулкую горную тишину. Бигдиш бросился к едва заметной тропинке, круто убегавшей в гору. Неловко скользя по смерзшемуся снегу и хватаясь за каменные выступы, он поднимался все выше. Плащ путался под ногами, отчего возникало желание по-бабьи подоткнуть его за пояс портов. В нос ударил неприятный запашок гари, и только сейчас задыхавшийся Бигдиш заметил черные хлопья пепла, усеявшие девственно белую землю с многочисленными следами. На одно мгновение живот нехорошо подвело, когда меж частых сбивчивых отпечатков сапог обнаружились глубокие, с оплавленными краями следы широких копыт.

– Всевышний, помоги! – проведя пальцем по гладкому льдистому краю следа, пробормотал Бигдиш и пристальным взором оглядел многочисленные каменные валуны, похожие на черные опаленные великаны.