— О нас, — эхом повторила я. В душе снова всколыхнулась обида, которую я всё это время старательно прятала глубже. И я улыбнулась, чтобы не выдать её. Но чувствовала, что улыбка вышла слишком наигранной. — Ты же сам отказался от нас ради своего долга.

— Потому что не мог поступить иначе в тот момент.

— Ты мне был нужен тогда, как никогда прежде. У меня забрали всё, что казалось мне дорогим, — я не хотела высказывать ему своих обид, но слова будто сами вырывались изнутри. — Меня никто не спрашивал, какой жизни я хочу. Но я была готова отказаться от навязанного мне долга вопреки всему. А в итоге осталась совсем одна. Я надеялась, что ты придумаешь хоть что-нибудь, чтобы я смогла остаться. Но ты…

Горло неприятно сжало, а к глазам подступили слезы. Я замолчала.

— Извини, — тихо сказал Виен. — Я и правда не мог тогда по-другому. Моим долгом было оберегать Альвиана. А я чуть не потерял его, потому что полюбил тебя.

— И что изменилось сейчас? — спросила я, когда удалось, наконец, немного успокоиться.

— Альвиан освободил меня. Снял браслет и велел следовать за тобой.

— Ты здесь, потому что принц снова так приказал?

— Принц так приказал, потому что я готов был забыть о себе, о тебе, о нас из-за долга перед ним, — резко ответил Виен. — Не так просто научиться думать не только о его безопасности, когда мы столько лет были вместе.

Я вспомнила о своих недавних размышлениях о браслете Виена. И спросила:

— Когда ты получил свой браслет?

— Мне было двенадцать.

— Но ты же тогда был совсем ребенком? — выходит, его привязали магией еще с детства. Не удивительно, что он не мог думать ни о чём, кроме служения Альвиану. — Но ты же не мог быть его телохранителем с детства.

— Сначала я должен был только следовать правилам дворца и не позволять Альвиану нарушать их. А телохранителем я стал намного позже.

— Прости, — пришла моя очередь извиняться. — Я не знала этого. Наверное, это очень сложно перестать думать об этом после стольких лет.

— Я всё еще чувствую, как мне не хватает этого проклятого артефакта, — Виен вытянул перед собой руку, где когда-то был надет браслет подчинения. Я и не заметила сразу, что его нет, считая, что браслет спрятан под рукавом. — Не могу привыкнуть к тому, что не знаю о происходящем с Альвианом.

— Виен, — я протянула руку и коснулась его плеча. Я понимала его беспокойство, ведь сама переживала о Мелании. Но его чувства должны быть в сотню раз сильнее, чем мои. — С ним все будет хорошо.

Он перехватил мою руку и сжал пальцы.

— И у нас всё тоже будет хорошо, — он улыбнулся.

Я высвободила руку и вернулась к созерцанию лошадиной гривы. Мне бы радоваться, что всё разрешилось, но обида не прошла. И она была так велика, что затмевала здравый смысл. Сейчас я была рада, узнав, что всё произошло именно так, как я и ждала: Виен пришел ко мне и здесь только из-за меня. Но одновременно с этим мне хотелось кричать на него, обозвать теми словами, которыми ругался мой отец и запрещала произносить мать, прогнать его прочь. А может даже попросить Демьяна, который сейчас был впереди и с беспокойством оглядывался, заметив, что мы отстали, побить Виена и заставить бывшего телохранителя принца почувствовать всю ту боль, что чувствовала я все те дни во дворце. Разве это может сравниться с навязанной магией силой привычки? Ведь он мог просто объяснить мне всё сразу…

Я умела справляться с эмоциями. Потому слова, о которых я могла в последствии пожалеть, не были произнесены. Вернув лицу непроницаемую маску, на которой не отражалось ни тени испытываемого душевного смятения, я спокойно произнесла:

— Дай мне время подумать.

— Хорошо, — мрачно ответил Виен после непродолжительного молчания.

На следующий день выехали рано. Чем ближе мы были к Фаргиру, тем больше оживление было среди оборотней. Вадлен сказал, что назавтра к вечеру мы будем на месте.

На стоянках Виен присоединился к нашим разминкам и сражениям. Конечно, в противники на поединке он выбирал кого-то из оборотней Фаргира. Я даже спросила его, почему он никогда прежде и сейчас не соглашался на поединки со мной, кроме одного единственного раза — тогда на отборе.

— Не хочу быть с тобой по разные стороны, даже если это всего лишь разминка, — просто ответил он. Правда или всего лишь решил сказать мне приятное? Но его слова меня снова смутили.

И всё-таки даже просто наблюдать за ним мне было интересно. За тем, как двигается бывший телохранитель принца, казалось, можно смотреть вечно. Широкие точные взмахи меча, уверенные движения рук, тело, которое, казалось, двигается быстрее, чем его мысли. Я видела, что оборотни были ловчее и сильнее, чем даже такой человек, как Виен. Но он легко освоился с новым для него противником. И если сначала он почти сразу проигрывал, особенно когда оборотни меняли неожиданно облик, то потом держался против них довольно долго.

Только любоваться поединками Виена и оборотней мне не дали. Демьян напомнил о том, что и мне не стоит забывать о тренировках.

— Конечно, лучше, если девушка печёт пироги и ждет мужа с ратных подвигов, но раз уж ты выбрала этот путь, то соответствуй, — засмеялся он.

Я была в этом с ним согласна. Поэтому, как и прежде, не упускала возможности заниматься самой.

— Когда вернемся в Фаргир, вы точно станете сильнее других его защитников, — ухмылялся Вадлен, глядя на наши занятия.

Виен так же, как и я недавно, наблюдал за мной во время поединка с Демьяном. И подсказывал, если я ошибалась. Один раз мне удалось выбить меч из рук оборотня, не прибегая к каким-либо нечестным уловкам, как это бывало раньше. Я даже засмеялась, радуясь победе. Эта была последняя стоянка перед тем, как мы остановимся на ночь в одном из поселков перед самым городом оборотней. Потому меня особенно радовало такое завершение дня.

— Может советчик и сам хочет сразиться с сильным противником? — Демьян явно разозлился. Хотя с чего бы? Пусть и с трудом, но мне и прежде иногда удавалось одолеть его.

Виен кивнул, вставая напротив Демьяна. На его лице не было и тени сомнения, хотя он проигрывал и более слабым оборотням.

Я бы назвала их поединок красивым, если бы у меня не сложилось впечатления, что они будто не жалели друг друга. Они сражались на столько яростно, будто от победы зависели их жизни. Когда они наконец разошлись, то