Размышления об этих связях помогли мне, но я никак не могла стряхнуть с себя всепоглощающее ощущение ужаса. Воспоминания и образ Дэйва преследовали меня повсюду. В первые несколько месяцев я каждое утро просыпалась и с ужасом понимала, что его все так же нет. По ночам я заходила в кухню, ожидая, что увижу его там, и потом буквально корчилась от боли. Марк Цукерберг и его жена Присцилла Чан подумали, что нам с детьми будет полезно съездить туда, где ничто не будет напоминать о Дэйве, и пригласили нас на побережье, где мы никогда раньше не бывали. Но когда я села на скамейку с видом на океан и посмотрела в огромное раскинувшееся надо мной небо… я увидела лицо Дэйва, смотрящее на меня из облаков. Я сидела между Марком и Присциллой, чувствуя, как они обнимают меня, но каким-то образом Дэйв тоже был там.

От этого не было никакого спасения. Моя скорбь была словно густой туман, который постоянно окружал меня. Моя подруга Ким Джабал, потерявшая брата, описывала горе как свинцовое одеяло, накрывавшее ее лицо и тело. Брат Дэйва Роб говорил, что ему кажется, будто ему на грудь наступили сапогом, так, что почти невозможно вдохнуть в легкие воздух, и это еще тяжелее, чем было шестнадцать лет назад, когда умер их отец. Мне тоже было трудно дышать. Моя мама учила меня, как нужно дышать при приступах тревоги: вдыхать, считая до шести, потом задерживать дыхание, считая до шести, и выдыхать, еще раз считая до шести. Моя крестница Элиз, трогательно поменявшись со мной ролями, держала меня за руку и считала вслух, пока приступ паники не проходил.

Ребе Нат Эзрей, проводивший похороны Дэйва, посоветовал мне: «Не бойся действовать — загляни в пропасть, отдавая себе отчет в том, что это будет ужасно». Это не вполне то, что я вкладывала в слова «не бойся действовать», но для меня его совет оказался полезен. Я уже давно заметила, что, когда грущу или нервничаю, вторая производная этих чувств только усиливает их. Когда я падаю духом, мне становится еще хуже от того, что я упала духом. Когда я нервничаю, я нервничаю еще и из-за того, что разнервничалась. «Часть любого страдания», пишет К.С. Льюис, это «тень страдания… тот факт, что вы не просто страдаете, а еще и все время думаете о своих страданиях».

После смерти Дэйва эти производные негативные чувства стали сильнее, чем когда-либо. Я была не просто убита горем, меня убивало то, что я убита горем. Я не просто страдала, это были предельные страдания. Меня постоянно мучили какие-то мелочи, никогда не волновавшие прежде, например опасения, что с детьми может что-то случиться, оттого что они поедут в школу на велосипедах. Потом я начинала переживать из-за того, что переживаю слишком сильно. Но, когда я вспомнила совет раввина и приняла тот факт, что все плохо, мне, как это ни удивительно, стало лучше. Я перестала поражаться силе негативных чувств и начала воспринимать их как нечто ожидаемое.

Подруга сказала мне, что я узнала то, что известно буддистам с V века до нашей эры. Первая благородная истина буддизма заключается в том, что вся жизнь — это страдание. Старение, болезни и потери неизбежны. И хотя в ней бывают радостные моменты, они проходят, несмотря на все наши попытки удержать их. Пема Чодрон, первая американская женщина, ставшая посвященной буддийской монахиней тибетской традиции, пишет, что принятие этой благородной истины уменьшает нашу боль, потому что в конечном итоге мы «начинаем дружить с нашими демонами». Я не начала пропускать со своими демонами «по стаканчику», но после того, как я их признала, они стали меньше меня преследовать.

Через несколько дней после похорон Дэйва мы с сыном и дочерью составили список наших новых «семейных правил» и пове­сили его на видное место — над шкафчиками, куда они клали свои рюкзаки. Первое правило гласило: «Уважать свои чувства». Мы поговорили о том, что печаль может нахлынуть в неподходящий момент, например на школьном уроке, и в таких случаях они имеют право сделать перерыв в занятиях. Они действительно часто начинали плакать в школе, но учителя относились к ним с пониманием и разрешали выйти из класса с кем-нибудь из друзей или пойти к школьному психологу, чтобы выплеснуть свои чувства.

Я дала этот совет детям, но должна была следовать ему и сама. Настрой на худшее означал, что я признавала свою неспособность контролировать приступы горя и необходимость порой прерваться, чтобы поплакать. Мне приходилось делать такие перерывы в машине, съехав на обочину дороги… на работе… на встречах совета директоров. Иногда я уходила в уборную, чтобы выплакаться, а иногда плакала прямо за своим столом. Когда я перестала бороться с такими приступами, они стали проходить быстрее.

Через несколько месяцев я начала замечать, что обволакивающая меня острая боль время от времени рассеивается, а когда накатывает снова, я восстанавливаюсь быстрее. Я поняла, что переживание горя чем-то похоже на выработку физической выносливости: чем больше тренируешься, тем быстрее сердечный ритм приходит в норму после учащения при нагрузке. И иногда во время особенно энергичной физической деятельности вы обнаруживаете в себе силы, о которых и не догадывались.

Поразительно, но среди того, что помогло мне больше всего, оказалась сосредоточенность на худших из возможных сценариев. Мне всегда было легко предполагать худшее — это старая добрая еврейская традиция, такая же как отказываться от первого предложенного столика в ресторане. Но в первые дни отчаяния я инстинктивно пыталась найти в себе какие-то позитивные мысли. Адам научил меня обратному — полезно представить, насколько хуже все могло бы быть. «Еще хуже? — спросила я. — Ты издеваешься? Куда уж хуже?!» Его ответ меня потряс: «Представь, что такой сердечный приступ случился бы у Дэйва, когда он вел машину с детьми». Ого! Мне никогда не приходило в голову, что я могла бы потерять их всех. Я сразу же ощутила невероятную благодарность за то, что мои дети живы и здоровы, — и эта благодарность отчасти затмила скорбь.

У нас с Дэйвом был семейный ритуал: перед ужином, садясь за стол, мы с детьми по очереди рассказывали о лучших и худших моментах прошедшего дня. Когда нас осталось только трое, я добавила еще кое-что. Теперь мы делились и тем, за что были благодарны. А еще стали молиться перед едой. Когда мы держались за руки и благодарили Бога за пищу, которую собирались есть, это напоминало нам о благах, которыми мы обладали.

Признание существующих благ может стать благом само по себе. Психологи предложили группе людей каждую неделю составлять список из пяти позиций, перечисляя то, за что они могут испытывать чувство благодарности. Еще одна группа должна была перечислять трудности, с которыми пришлось столкнуться, а третья — обычные события. Через девять недель люди из первой группы ощущали себя заметно более счастливыми и меньше жаловались на здоровье. Те, кто начал работать в период экономического спада, даже спустя десятилетия оказываются больше довольны своей работой, потому что прекрасно знают, как трудно бывает ее найти. Перечисление благ, которыми мы обладаем, действительно способно сделать нас счастливее и укрепить здоровье, напоминая о том хорошем, что есть в нашей жизни. Каждый вечер, как бы грустно мне ни было, я находила что-то или кого-то, чтобы высказать благодарность.

Кроме того, я прекрасно осознавала те преимущества, которые давало нам надежное финансовое положение. Мои дети спрашивали меня, придется ли нам теперь уехать из нашего дома. Я понимала, насколько нам повезло, что я могла ответить отрицательно. Для многих людей единственное непредвиденное событие, например, посещение клиники или ремонт автомобиля, может в одночасье разрушить финансовую стабильность. В России каждый второй находится под угрозой бедности — и этот риск выше для женщин и одиноких родителей. Шестьдесят процентов американцев сталкивались в своей жизни с событиями, которые ставили под угрозу их способность свести концы с концами, а у трети всего населения нет никаких сбережений, что делает их постоянно уязвимыми. Смерть партнера часто влечет за собой тяжелые финансовые последствия — особенно для женщин, которые часто зарабатывают меньше мужчин и имеют худшее пенсионное обеспечение. Помимо ужаса от потери любимого человека, вдовы часто испытывают нехватку средств к существованию и теряют свои дома. Из 258 миллионов вдов во всем мире более 115 миллионов живут в нищете. Это одна из многих причин, почему так важно уничтожить разрыв в размере доходов между мужчинами и женщинами.