Это значит, что она больше не сможет ходить по дому в одной майке, как не сможет делать и многого другого.

Например, смотреть по вечерам в бинокль.

На окна дома напротив и на гору.

Симба подтаскивала кресло к подоконнику, садилась и направляла бинокль вначале — в окна, затем — туда, где жили существа.

В окнах редко попадалось что–нибудь интересное, но всё равно было забавно.

Дамочки выясняют отношения с мужьями, дети вопят, только воплей не слышно.

В общем–то, почти то же самое, что веб–камера, но не так предсказуемо.

А если смотреть на гору, иногда можно различить даже отдельные листья на деревьях — бинокль был очень мощный, с насадкой ночного виденья, хотя ночью в нём жили лишь какие–то отчётливые тени.

Серые, серо–чёрные, чёрные.

Цвета, которые Симба ненавидела.

А впрочем, почему племянник должен помешать ей смотреть в бинокль?

Симба решила, что закрывать окно не будет, залпом выпила сок, поставила стакан в мойку и пошла обратно к компьютеру.

Естественно, там болталось ответное сообщение.

«Красного — это как?»

«Уроды…» — подумала Симба и быстро настучала ответ:

«Крашеная… В красный цвет… Ещё есть вопросы?»

И снова принялась за работу.

Но у этого сумасшедшего, видимо, было полно свободного времени.

Ему не надо было через неделю сдавать работу заказчику. И писать скрипты, что всегда приводило Симбу в бешенство — она любила делать сайты, но писать скрипты ненавидела.

У сумасшедшего возник новый вопрос, и он поторопился его задать:

«А как ты покрасилась?»

«Бред…» — подумала Симба и вдруг решила, что если она сейчас честно напишет о том, как покрасилась, от неё отстанут. Когда ты что–то говоришь честно, все решают, что ты дура, и перестают тебе надоедать. Можно было, конечно, написать о бабочках–мутантах, но тогда пришлось бы объяснять очень многое, например то, почему Симба верит в их существование. Пришлось бы рассказывать о себе. А Симбе не хотелось рассказывать о себе.

Гораздо лучше — о парикмахерской.

Только вот сообщение получится длинное, но это ничего, в конце концов скрипты подождут до завтра.

Симба посмотрела на свой средний палец и вдруг нежно его облизала.

«Мы писали, мы писали, — подумала она, — наши пальчики устали…»

Эту поговорку она помнила со школы.

Пальчик подмигнул и сказал, что готов.

«Вперед и с песней!» — сказала пальчику Симба.

«Как, как… — написала она. — В парикмахерской я покрасилась. Пошла утром в парикмахерскую, высидела очередь среди каких–то безумных теток, сидела в кресле и листала журнал — это я хорошо помню. Помню, что сидела, а какой журнал — не помню. Там на обложке ещё была какая–то грудастая девица с большим декольте. Так вот — сидела я так с полчаса, а может, минут сорок, а потом подошла моя очередь. Вначале меня подстригли. Да, должна сообщить, что я специально сидела так долго, чтобы попасть к мальчику, мальчики–стригуны — они почти всегда педики, а меня прикалывает, когда меня педики стригут и красят, у них это как–то особенно нежно получается, они к тебе так странно прикасаются и стараются дышать в сторону, чтобы не оскверниться… Смешно… Стрижку сначала сделали, а потом начали красить. А красят так: мальчик–стригун взял в одну руку широкую кисточку, а другой начал выбирать на моей башке пряди. Берет он одну прядку и красит, от корней — знаешь, где у волос корни? — до кончиков, одна прядка, вторая, пока всю голову не намазал. А потом меня посадили под колпак, надели на голову такую полиэтиленовую штуку, из которой тёплый воздух идёт. И я сидела, долго–долго… А потом колпак сняли и стали голову мыть, потом меня сушили феном — ты знаешь, что такое фен? А потом я заплатила какие–то сумасшедшие деньги и пошла домой. Вот. Доволен?»

Симба отправила отчёт о походе в парикмахерскую и вновь посмотрела на средний палец.

Ему явно больше ничего не хотелось.

Он писал, он устал.

Симба тоже устала.

Пора расстилать постель и заваливаться спать.

А утром придётся идти в магазин — племянника нужно кормить.

Вообще–то сестра могла бы позаботиться об этом сама и отправить с племянником сумку еды.

А лучше — две.

Один племянник и две сумки еды.

Одна — на первую неделю, другая — на вторую.

«Расслабь свой мозг, — вдруг услышала Симба, — я расскажу тебе про странную игру…»

Такое случалось, хоть и нечасто.

Компьютер начинал жить своей жизнью, и в нём появлялись призраки.

Точнее, не появлялись, они в нём жили все время, стоило зайти на какую–нибудь страничку в сети и посмотреть на какое–нибудь лицо, как это лицо становилось призраком и поселялось в компьютере.

Призраков Симба не боялась, хотя не любила, когда они принимались разговаривать.

Или ругаться. Или петь. Или читать стихи.

Призраки должны быть молчаливы и степенны — как в старых шотландских замках.

Домашние привидения, которых любят все чада и домочадцы.

«Ну же, — вновь раздался голос, — расслабь свой мозг…»

— Расслабила! — каким–то прерывистым басом ответила Симба. — Что дальше?

«Это игра, — сказал голос, — другая игра…»

— Слушай, — попросила Симба, — оставил бы ты меня в покое, а?

Голос недовольно хрюкнул и умолк.

Симбе внезапно стало не по себе.

Призраки в шотландских замках так себя не ведут, так ведут себя только компьютерные призраки: нагло и по–хамски!

— Эй, — мирно произнесла Симба, — ты что, обиделся?

Ответа от голоса она не дождалась, зато дождалась ответа по «аське».

«Пришли фотографию!» — прямо какой–то приказ.

На такие послания отвечать не принято.

Симбе опять захотелось разнести монитор, метнув в него дротик.

«Я тебе пришлю!» — подумала она и огляделась: что бы такое ей заслать в сеть?

Чашку с засохшими следами кофе, валяющийся под столом тапочек?

Дротик. Дротик и ещё раз дротик.

Наглую харю с выпученными губами, прилепленную в самый центр мишени.

Взять харю, покрасить ей башку в красный цвет и послать в файле jpg.

Но это она уже проделывала — на прошлой неделе, когда к ней прикопался один турок.

Он настырно звал её отдыхать — к себе в Анталию.

«Аськи» писал по–русски, но латиницей.