Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1965 году, спустя несколько месяцев после моего дебюта, «Аякс» предложил мне первый контракт. Как я уже сказал, я был всего лишь вторым футболистом, заключившим полноценный контракт с «Аяксом» после Пита, – остальные игроки команды продолжали работать на непостоянной основе, – но все равно трудился на случайных подработках и жил своей жизнью. Большую часть своего времени я проводил на улице с мячом и, только повстречав Данни, открыл себе счёт в банке и начал планировать жизнь наперёд. Контракт с клубом я подписал в присутствии матери, и как только мы с ней покинули офис, я незамедлительно сообщил ей, что вчера она в последний раз в жизни мыла раздевалки. Я не хотел, чтобы ей приходилось ходить на работу в комнату, которую я только что изгадил. Она ещё какое-то время продолжала стирать мою футбольную форму дома, так как у нас не было денег на стиральную машину, и мне пришлось несколько месяцев откладывать с зарплаты, чтобы приобрести её.
В наши дни, наверное, трудно осознать тот факт, что так называемому «звёздному игроку» команды приходилось таскать домой грязную форму, чтобы её постирала ему мама, но такой опыт формирует твою личность. Он учит следить за своей одеждой, учит необходимости чистить бутсы и формирует твой характер. Потом, уже будучи тренером, я пытался передать это молодым игрокам. Но делал это в завуалированной форме, внушая им, что, если они сами будут чистить свои бутсы, они всегда будут знать, какие у них шипы, а следовательно, будут лучше чувствовать себя в разной окружающей обстановке. К тому же ты как тренер надеешься таким образом хорошенько приструнить своих игроков. Если это не срабатывало, то я заставлял двоих-троих футболистов помыть раздевалку, чтобы укрепить их чувство ответственности: так было в «Аяксе» и «Барселоне». Как я открыл для себя, подобное поведение очень важно для футбола, так как, оказавшись в такой ситуации, игрок будет применять на практике за пределами самой игры то, чему научился в ней. Но это открытие случилось намного позже. И хотя мне удалось превратить это в добродетель, тот простой факт, что мне приходилось стирать свою грязную форму дома, конечно же, говорит многое о том, насколько непрофессионально организован был «Аякс» в 1965 году, в мой второй год в первой команде.
Поскольку Пит Кейзер и я были единственными профессиональными игроками клуба с полноценными контрактами, мы могли тренироваться в полном составе только вечерами, так как у всех остальных игроков была основная работа, которой они занимались днём, например заправляли табачной лавкой. В течение дня нас на стадионе обычно было человек семь, а вечерами тренироваться приходили остальные – если у них было желание. Но такое положение дел продлилось недолго. Особенно после того, как в январе 1965 года завершился второй срок Вика Бэкингема на посту главного тренера команды, и её возглавил Ринус Михелс.
В конечном счёте период профессионального роста клуба продлился около девяти лет, начавшись в мой первый полный сезон в Эредивизи в 1965 году и завершившись финалом чемпионата мира-1974. Меньше чем за десять лет мы подняли «Аякс» из неизвестности на вершину Тотального футбола, о котором мир судачит до сих пор. Часто задают вопрос: возможна ли подобная революция и теперь? Думаю, да, а говоря совсем откровенно, скажу, что уверен – конечно, да. Доказательством стали успехи того же «Аякса» в 1980-е и 1990-е годы, а также недавние примеры «Барселоны» и мюнхенской «Баварии».
Основой качественного прорыва «Аякса» стало сочетание талантов игроков, их техники и отлаженной дисциплины в команде. Как я уже говорил, Яни ван дер Вен и Ринус Михелс сыграли большую роль в этих успехах. Ван дер Вен не только учил нас любить футбол и клуб, он умел работать над нашей техникой и делал это в весьма утончённом стиле. Кроме того, у него был намётан глаз на некоторые фокусы на поле, которые мы перенимали для улучшения своей позиционной игры. Что я понял, так это то, что футбол есть процесс постоянного совершения ошибок и последующего анализа их для извлечения ценных уроков, причём по ходу этого процесса нельзя разочаровываться и опускать руки. С каждым годом мы становились всё лучше, и я никогда не оглядывался назад. В конце каждого матча я уже думал о следующем и прикидывал, что могу улучшить в своей игре. После тренировок Ван дер Вена мы далее развивали своё футбольное мастерство уже с Михелсом. Профессионализация клуба и команды означала, что теперь мы могли тренироваться все вместе в течение дня, и в результате этого стали гораздо сильнее как в техническом, так и в физическом плане. Как только мы этого достигли, он начал ковать наш менталитет. Особенным моментом было то, что следование его инструкциям никогда не создавало атмосферу жёсткого подчинения.
В «Аяксе» всегда находилось место для самоиронии и юмора. Думаю, что сочетание всех этих факторов было чрезвычайно важно для создания ауры, которая нашими стараниями стала окружать команду. Мы знали, что делаем, и занимались этим с удовольствием. И для соперников зачастую это становилось самой пугающей нашей чертой. А так как мне была привычна такая атмосфера в клубе с раннего детства, я никогда не испытывал страха неудачи и не волновался по поводу предстоящих игр. Поскольку я проводил на «Де Мере» почти каждый день своей жизни начиная с пяти лет, я знал всех игроков основы ещё до того, как попал в первую команду, а значит, переход из команды юниоров во взрослую никак не мог меня напугать. Так я подходил к каждой игре. Единственное, что мне было интересно – помимо самой игры в матчах, – это объяснение тактики, которую мы применяли. До женитьбы я о будущем не думал. Проживал свою жизнь день за днём, наслаждался ей. Меня не интересовали шаг вперёд и какое-то продвижение. Я был одержим футболом и считал, что играть в матчах – это очень круто, и мне было не важно, будут ли это матчи за юниоров, третью команду или первую.
С годами моё восприятие не слишком поменялось, даже когда я стал играть в больших матчах, таких как дебют в национальной сборной Голландии в 1966-м и первая игра в Кубке чемпионов. Я просто вышел на поле и сыграл так, как делал это всегда. В те дни Михелс называл меня неогранённым алмазом, но он всегда следил за тем, чтобы я был вовлечён в жизнь команды, в частности когда проводил со мной предматчевые беседы о наших соперниках и тактике. Таким образом он с молодого возраста учил меня думать о командной игре. Позже я сам применял этот метод в работе с игроками вроде Марко ван Бастена и Пепа Гвардиолы. Этот способ работает в две стороны: он идёт на пользу команде и помогает стать лучше тому игроку, с которым ты работаешь.
Разумеется, будучи молодым игроком, ты совершаешь ошибки. Но они – часть процесса обучения, в который ты погружён. Возьмём, к примеру, моё первое в карьере удаление. Случилось оно по ходу моего второго матча за сборную, в игре против Чехословакии в 1967 году. Соперники постоянно били меня по ногам, начиная со стартового свистка, а судья, Руди Глёкнер из ГДР, никак на это не реагировал. В итоге я спросил у него, почему он позволяет защитникам безнаказанно атаковать меня, на что он приказал мне закрыть рот. После того как меня спустя какое-то время со всей силы срубил соперник прямо у него под носом, я снова поднял эту тему. Тогда он удалил меня, и я не мог играть за сборную в течение целого года. Инцидент перерос в гвалт и потасовку с участием огромного количества людей, тот эпизод был, наверное, первым случаем, спровоцировавшим дебаты по поводу права футболиста на протест, но я-то знал, что действовал полностью в рамках своих прав, не более. Чехи весь матч были заняты моим избиением, судья закрывал на это глаза, а потом пошёл в атаку на меня, потому что я спросил у него, почему он бездействует. Сегодня и игроки, и арбитры вместе несут ответственность за то, чтобы публика, наблюдающая за матчем, получила максимальную порцию развлечений, но в 1967 году до этого было ещё очень далеко. В те времена судья был боссом, и никто не смел ставить под сомнение его авторитет, не говоря уже о том, что между нами была колоссальная разница в социальном смысле: я был молодым спортсменом с Запада, игравшим в самый разгар «Битломании», а он – восточным немцем, которому раз в неделю на 90 минут выпадала возможность почувствовать себя главным, после чего он опять был вынужден держать варежку закрытой в своей ГДР.