слове, вспомнив, как много лет назад поменяла здесь кучу мест и как поклялась себе приехать сюда на дорогой машине и объехать все места, продемонстрировав свою успешность. А теперь она просит мать переписать на нее недвижимость. Какое унижение. «Что я делаю? Зачем я это говорю?» — спрашивала себя Ивка, но почему-то вслух продолжала уговаривать мать сделать для нее хоть что-нибудь, для ее счастья.

— Я сделала для тебя все, что могла, — Выговорила, наконец, мать, когда машина уже подъехала к дому. Она молча вышла, забрав только инвентарь для посадки, и так же молча пошла куда-то на огород, даже не обернувшись на Ивку, пораженную ответом матери. Ивка не стала проходить в дом. В тот оставшийся день своего рождения она каталась по всему городу, заезжая в те места, где она мечтала продемонстрировать свою успешность много лет назад. Но не встретила ни одного знакомого лица на прежних своих местах работы. Вконец расстроенная, уставшая, Ивка подъехала к морю, как можно ближе к воде, и долго смотрела как солнце прячет свой свет за кромку моря, оставляя небо посеревшим, будто обесцветив весь мир вокруг бедной Ивки, такой одинокой и горемычной в свой 40 —й день рождения. Она достала из спинки своего сиденья большой блокнот с плотными белыми листами, нашла карандаш и долго рисовала все, что было у нее на душе: зовущее глубиной море, изумительный закат, пенные волны, грустную себя, свою горечь, свое отчаяние, мать с поджатой нижней губой, ее усталые, в узлах руки, цветы, которые она привезла, своего нежного сына Святика, с его безграничной любовью и большими теплыми объятиями маленьких, еще пухлых, ладошек, обнимающих ее лицо. Как сильно захотелось вернуться в Москву, к сыну, обнять его и забыться в детской бескорыстной ласке. Но надо закончить с матерью тяжелый горький разговор и, возможно, вместе развязать тяжкий узел обид, расплескав на все части света, разбрызгать, освободив волну жизни внутри, затянутую сейчас так, что дышать тяжело, не то что жить.

Заночевала Ивка у старой знакомой, их обеих когда-то любил один мужчина. Теперь он далеко, отсиживает за свою неистовую любовь к женщинам, способных и предать, и просто не любить, равнодушно принимать его нескладные стихи, его вдохновение, его исступленную влюбленность…

Наутро Ивка рано собралась и, не дожидаясь завтрака, оставив в подарок подруге коллекционный чай на столе, коньяк и грильяж, уехала опять к матери. По пути заехала на рынок, накупила всего, чего, по ее мнению, не хватало из продуктов матери: картошки мешок, лука, яиц, капусты, риса, хлеба, охлажденной свинины, сала, всякого печенья, сливочного масла, оливкового, семечек для жарки, молочки, орехов, шоколадных конфет, маринованных грибов и немного фруктов из яблок, груш и киви. Подъезжала к знакомым воротам с нарастающим тревожным ожиданием.

— Мне ничего не нужно от тебя. Можешь все забрать с собой и уезжать. Я сама себе могу все купить. Не рассчитывай на недвижимость здесь. Ничего твоего здесь нет. У тебя вон мужья есть — пусть тебя и обеспечивают. А я тут сама все своим горбом заработала.

Прямо с порога полоснула мать, увидев дочь с тяжелыми пакетами со снедью. Мать стояла на пороге и будто не хотела ее даже пускать в дом. Смотрела в упор на Ивку, что-то для себя решившая раз и навсегда. В ее лице ничего не напоминало о любящей матери, о ее тоске по дочери, о ее желании обнять, поцеловать, попросить прощения…. Она стояла непреклонная и холодная как гора, не подпускающая к себе отвесными склонами. Ивка невольно выпустила из рук пакеты, закрыла лицо руками и убежала прочь отсюда, от этой холодности, от немоты, от желания завыть волчицей. Ключ долго не мог попасть в зажигание, дрожа вместе с рукой Ивки, на руль уже падали первые крупные капли надвигающейся грозы, которая вот-вот должна была разразиться внутри…

«Закрытая черепно-мозговая и лицевая травма: очаговое субарахноидальное кровоизлияние в затылочной области слева…. — зачитывал приехавший на скорой врач свое заключение после предварительного осмотра.

— Жить будет? Тут, судя по документам, у нее двое детей, разведенка.

— Нужна срочная операция, компенсаторные мероприятия… возможно, и выживет, но не гарантирую.

— А второй?

— Этот «всмятку» — травмы, не совместимые с жизнью. Сразу в морг. Оформляйте.

На трассе «М4 — Дон» лобовое ночное столкновение двух легковых автомобилей привело к смерти одного из водителей, второй доставлен в реанимацию в тяжелом состоянии.

В темной комнате светились чьи-то глаза, внимательно разглядывающие Ивку.

— Ты кто? И где это я?

— Здравствуй!

Голос шелестел, будто ветерок дул, захотелось поговорить. Ивка приблизилась к собеседнику, тоже одетом во что-то белое и просторное.

— Здесь не включается свет? Хочется света. Мне неуютно в темноте.

— Выключатель не работает.

— А ты кто? Мне здесь страшновато. Где мы? Непонятно ничего. Кто ты?

— Я был тем говнюком, который въехал тебе в лобовое? Помнишь? Но это неважно. Я должен был это сделать, иначе нельзя было остановить твою программу…

— Какую программу?

— Самоуничтожения.

— ???? я включила такую программу? И ты меня так остановил? Где мы? Мы умерли?

— Ты пока нет. А я, вернее оболочка, уже в морге… Тебе крайне важно вспомнить — зачем тебе это воплощение. Ты помнишь свое назначение на эту жизнь? Ты помнишь, что ты должна испытать, что пройти для того, чтобы покинуть низший круг? Ты знаешь, что не проходишь это назначение уже третий раз? Твои земные приоритеты, мягко скажем, на амебном уровне — привязанности и никакого развития!

— То есть уже третью жизнь одно и то же?

— Да! Третье воплощение подряд ты цепляешься за идеальные отношение и за совершенство физической любви! Любви чувственной, которая ничего общего не имеет с совершенствованием любви божественной. Ты застреваешь в своих ощущенческих чувствах, не понимая, что они — лишь средство, а цель — выше и дальше. Тебя два раз останавливали смертью, но третий раз тебе дан шанс — исправить в текущем воплощении свою ситуацию. У тебя как под копирку каждое воплощение. Ты не хочешь выходить на другие уровни и болтаешься в самых низких частотах любви, которая служит лишь средством, а ты ее пытаешься закрепить в душе и сделать главной ценностью жизни. Тебе каждый раз даются холодные отношения с тем, кого ты очень любишь. В этот раз — мать.

Ничего не понимая, Ивка сидела на разделительной шоссейной полосе, поджав под себя ноги и смотрела на белобрысого собеседника с голубыми глазами и белесыми губами, говорящими шелестом ветра. Было странно тепло и тихо, позади нее на асфальте оставались еще их