Прервав мои мысли, хранительница приглашает меня присесть. Она поднимает крышку непременного пианино (канделябры, немецкая работа, готический шрифт) и ставит на клавиши свои руки школьной учительницы. Я сижу в гостиной, где Ленин любил отдыхать в окружении всех этих безделушек и дамского рукоделья, и она начинает играть. Пианино расстроено, но я слишком захвачена происходящим, чтобы обращать на это внимание. Заглушая звуки петербургской улицы, хозяйка музея выжимает из инструмента знаменитую первую часть бетховенской “Лунной сонаты”. Играет она неплохо, однако немного приторно, с привкусом всех этих вышитых подушечек.

Утверждение, будто Ленин любил музыку, а особенно фортепьянную, кочует из книги в книгу, как и рассказы о том, что он любил детей и котят. Тот Ленин, которого я пытаюсь отыскать, не был таким нежным. Я хочу найти человека, горящего всепоглощающим, безжалостно холодным огнем. Не кружева и кокосовые орехи изменили мир. Я вижу, как он ходит взад и вперед по комнате, в нетерпеливом раздражении от этих мягких звуков. Как и шахматы, в которые он тоже любил играть, музыка отвлекала Ленина от революции.

Ничего не знаю лучше Apassionata, – сказал он однажды, – готов слушать ее каждый день. Но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей . А сегодня гладить по головке никого нельзя – руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно 10.

В марте 1916 года британский офицер по имени Сэмюел Хор отправился в Россию. Меньше всего он думал о социализме и революции. Если бы кто-нибудь спросил Хора, зачем он едет, он бы, наверное, пробормотал что-то вроде того, что хочет послужить Англии. Когда началась война с Германией, Хор был среди первых, кто записался в Добровольческую кавалерию Норфолкского полка, но выяснилось, что по слабости здоровья он негоден для фронтовой службы. Вместо этого 36-летний Хор был завербован сэром Мэнсфилдом Смит-Каммингом, легендарным “К”, для работы на британскую разведку в Петрограде1. Пока другие представители его класса сидели в окопах, Хор овладевал наукой шпионажа, перлюстрации и шифрования. По всей вероятности, ему приходилось также экспериментировать с изменением внешности. Новый начальник был на этом буквально помешан и заказывал свои конспиративные одеяния в театральной мастерской Уильяма Берри Кларксона на Уодор-стрит в Сохо2.

Задание, которое получил Хор, было непростым: он должен был выяснить, соблюдают ли русские союзники военное эмбарго на торговлю с Германией. Британцы были особо заинтересованы в этом вопросе: после победы в войне они надеялись продвинуться на русский рынок. А тем временем существовали опасения, что продолжающиеся торговые сношения между Россией и Германией могут служить прикрытием для шпионажа и, возможно, саботажа. В сотрудничестве с довольно хаотически работающим российским Комитетом по ограничению снабжения и торговли неприятеля Хору предстояло постоянно отслеживать пути российского импорта, игроков на этом рынке и любые жалобы на тот или иной дефицит3.

Еще одним заданием в российской столице стало составление подробного критического отчета о деятельности английской разведки. Хотя это было больше похоже на военную задачу, однако и здесь Хор получил инструкции сосредоточиться на экономическом аспекте. Руководитель русского отдела британской разведки Фрэнк Стэгг напутствовал Хора в Лондоне словами о том, что

надежные позиции в России, вероятно, дали бы возможность добывать информацию, которая была бы лакомым кусочком не только для британского правительства, но и для представителей финансовых и торговых кругов Сити4.

Эта работа требовала большого такта. Настоящими знатоками России были французы. Десятилетиями они занимали прочное положение при дворе в самых разнообразных качествах – как торговые партнеры и инвесторы, как законодатели мод и поставщики шампанского. Французские офицеры имели близкие контакты с русской контрразведкой, что в известной мере было полезно, так как к 1916 году взаимопонимание внутри Тройственного союза Антанты – Англии с Францией и их обеих с Россией – было уже недостаточно полным. В конце концов, в момент, когда по окончании войны английские экспортеры начнут продвигаться на территорию Российской империи, эти самые французы превратятся в конкурентов.

Но у “К” был в России и целый ряд более насущных проблем. С самого начала возникло известное напряжение между его агентами и британским военным атташе в Петрограде полковником Альфредом Ноксом; при этом офицер, которого “К” первоначально назначил в Россию, майор Арчибальд Кэмпбелл, был только что отозван в результате целого вала жалоб на него5. Вдобавок ко всему посол, сэр Джордж Бьюкенен, был человеком старой школы, и тайные операции были ему в принципе отвратительны. По словам Хора,

трудности возникали из-за споров о том, какое именно в государственной иерархии место должны занимать секретные службы6.

Эта формулировка представляет собой образец знаменитой британской сдержанности. Будучи членом парламента и баронетом, Хор, без сомнения, являлся именно тем человеком, который был способен наладить дело.

Новоиспеченный шпион должен был сам добраться до места службы. Хор забронировал каюту на норвежском пароходе “Юпитер”, отправлявшемся из Ньюкасла. Среди пассажиров, прогуливавшихся по палубе и напоминавших в тумане стаю каких-то экзотических птиц, была и группа направлявшихся в Россию французских модных портних со свитой манекенщиц. На этот раз модный бизнес был чрезвычайно рискованным, поскольку морские пути, словно магнит, притягивали к себе немецкие подводные лодки. С того момента, когда “Юпитер” вышел из устья реки Тайн, все пассажиры не отрывали глаз от водной глади. Но на этот раз плавание прошло без происшествий, и Хор вместе с чиновниками, коммерсантами, контрабандистами и манекенщицами благополучно сошел на берег в Бергене. Дальше его путь лежал в норвежскую столицу Христианию (Осло), а оттуда спальным вагоном в Стокгольм.

Хор вспоминал, что через скандинавские страны он вынужден был путешествовать в штатском, спрятав свою офицерскую саблю в чехол для зонта7. Будь он задержан полицией в нейтральной Швеции, ему, как действующему офицеру одной из воюющих армий, грозило бы интернирование. Однако это была лишь теория. В реальности, как он убедился, Швеция просто кишела шпионами, хотя благожелательно, как показалось Хору, относились только к немецким. В гостях у британского посла в Стокгольме сэра Эсме Ховарда Хор узнал, насколько переменчивым стало настроение в Швеции. Запрет на торговлю военной продукцией с Германией нанес стране тяжкий удар; под угрозой оказались доставка продуктов питания и рабочие места, поскольку британский флот настаивал на праве досматривать суда не только воюющих сторон, но и нейтральных государств. Не хватало лекарств для детей, предприниматели лишились прибыли, а торговцы – рынков сбыта для своей древесины, зерна и железа. Значительная часть шведской правящей элиты выступала за более тесные отношения, а то и союзнический договор с Германией – ведь Балтийское море не столько разделяло две страны, сколько объединяло их8. Стоило Хору войти в стокгольмский “Гранд-отель” и повесить свою шубу на крючок в гардеробе, как он с удивлением увидел вынырнувшего откуда-то немецкого агента, который тут же обыскал карманы его шубы.