ненадобностью выкинут на самую вонючую помойку. Если страшно — лучше сразу откажись, если нет — вперед.

Не колеблясь ни секунды, я согласился на малопонятную тогда для меня работу и даже не испугался перспективы оказаться на самой вонючей помойке. Больше всего мне понравилось, что Баталин сказал «мы», — это означало, что он уже включил меня в свою команду.

Дорогие научные руководители, я пишу эту книгу не только для учеников, но и для учителей, то есть для вас. Никогда не считайте зазорным подчеркивать, что вы и ваш ученик — единое целое. Поверьте, если корона на голове сидит заслуженно, она не свалится. Но за это, извините за цинизм, вы получите существенную прибавку производительности труда вашего ученика. Кроме того, ведь это еще и справедливо. Наука, особенно отраслевая, давно двигается коллективными усилиями ученых, а не посредством подставления лба под падающее с дерева яблоко. Время Ньютонов давно прошло.

— Ну ладно, если согласен, когда можешь выйти на работу? — спросил мой будущий шеф.

— А когда надо? — ответил я вопросом на вопрос.

И тут же получил крайне емкий ответ:

— Вчера.

Это «вчера» стало девизом моей рабочей жизни. Сотрудники никогда не спрашивают меня, к какой дате нужно что-то сделать, потому что знают, какой получат ответ: «Вчера». Поверьте мне, это верный подход. Это был один из важнейших уроков, который я получил от Баталина при первом же свидании и усвоил на всю жизнь. Он сказал это так, что мне захотелось иметь машину времени, с помощью которой можно было бы перемещаться из «сегодня» во «вчера».

С того дня прошло больше пятидесяти лет, но я как сейчас помню это короткое и энергичное «вчера» и до сих пор благодарен своему учителю за науку.

Предлагаю отвлечься от основной канвы моего повествования и убедиться в верности подхода Баталина к сроку выполнения работы, которую нужно было сделать вчера. Всю профессиональную жизнь я, в числе прочего, занимаюсь процессом получения изопрена — исходного сырья для получения изопренового эластомера, аналога натурального каучука.

Наш процесс начали разрабатывать в середине 1940-х и внедрили в 1964 году сразу на двух заводах мощностью по сорок тысяч тонн каучука каждый, а в начале 1980-х вдогонку пустили еще два завода общей мощностью двести сорок тысяч тонн готовой продукции. На строительство этих предприятий государство потратило огромные деньги. Причем оценить капвложения в действующей сегодня финансовой системе координат невозможно, но, поверьте, это были очень большие деньги. И эти средства, по словам одного из создателей процесса Марка Семёновича Немцова, выделены были достаточно легко. Почему? Решение о строительстве каучуковых заводов и, соответственно, об их финансировании принималось во второй половине 1950-х годов. Экспорт продукции СССР на Запад был невелик, соответственно, валюты в страну поступало не много. И примерно треть этой суммы тратилась на закупку натурального каучука. Кроме того, в самый разгар «холодной войны» была велика вероятность введения эмбарго на поставки в СССР натурального каучука. Поэтому работа шла на ура, страна изыскала средства на разработку и строительство каучуковых предприятий. Создатели процесса после его внедрения были удостоены высшей награды страны — Ленинской премии.

Представьте, если бы Немцов с коллегами разработали процесс на двадцать — тридцать лет позднее, когда на мировом рынке резко возросли цены на нефть и газ, а их экспорт на Запад увеличился, то есть в стране появилось больше валюты! Кроме того, в лексикон политиков прочно вошло слово détente — «разрядка», и можно было, как тогда казалось, не бояться прекращения поставок натурального каучука. Стало бы в этих условиях государство вкладывать огромные деньги в строительство каучуковых заводов? Не знаю. Скорее нет, чем да.

Еще один пример на ту же тему. Как я уже отмечал выше, суммарная мощность двух первых каучуковых заводов составляла восемьдесят тысяч тонн в год. Каучука в стране не хватало, ведь СССР должен был снабжать полиизопреном не только свои заводы, но и шинные и резинотехнические производства стран социалистического лагеря. Поэтому в конце шестидесятых было принято постановление об увеличении выпуска изопренового каучука на построенных заводах в два раза. Это могло быть достигнуто двумя способами: увеличением количества оборудования на действующих предприятиях или повышением его производительности.

Первый способ обходился дорого и требовал наличия свободных площадей. Мы с Баталиным в начале 1970-х годов пошли вторым путем, и нам удалось разработать новые, более производительные катализаторы серии КФ-КБФ для производства каучука. Они были приняты на ура как на заводах, так и в министерстве. Их внедрение действительно позволило повысить производительность заводов более чем в два раза по сравнению с первоначальным проектом, к тому же почти без дополнительных капитальных затрат.

Внедрение любого нововведения в производственных условиях не проходит гладко. Однако и руководство заводов, и министерства, несмотря на различные трудности, сопутствующие промышленному освоению новых катализаторов, помогали нам решать возникающие проблемы.

А если бы мы с Олегом Ефимовичем предложили наши катализаторы на десять — пятнадцать лет позже, в середине 1980-х годов, после пуска еще двух заводов по производству полиизопрена, когда уже не было дефицита каучука? Я не уверен, что мы внедрили бы наши разработки так же быстро, как в начале семидесятых. Наверное, нам удалось бы убедить заводы в целесообразности применения новых катализаторов: они улучшали экономические показатели процесса. Но главный козырь — увеличение производительности заводов — уже не был бы столь актуален.

С катализаторами для получения каучука нам повезло, мы успели сделать их вовремя, а вот с другим нашим процессом — переработкой отходов (фенольная смола) производства фенола и ацетона — опоздали. Разработка началась в середине 1980-х, когда на заводах остро стояла проблема утилизации этого крайне вредного продукта, а технология была готова к внедрению в 1990-м, когда заводы из-за новой экономической ситуации уменьшили производство фенола. Следовательно, уменьшился и выпуск смолы. Финансовые возможности страны в то время тоже были гораздо скромнее. Сыграл свою роль и ряд субъективных факторов. В итоге внедрить процесс, пусть он и был хорош, не удалось, а готовый регламент на технологию разложения фенольной смолы лежит у меня на полке в лаборатории и тоскует. Просто надо все делать вовремя, то есть «вчера», как сказал Баталин.

Мне кажется, скорость течения времени за последние пятьдесят лет увеличилась. Если в 1970 году Баталин мудро сказал мне, что работу нужно начинать «вчера», то сегодня правильный ответ: «Позавчера». Я благодарен моему учителю за то, что он первым объяснил мне громадную ценность времени.

Первое, чему меня научил Баталин, когда я пришел на работу, — необходимости читать литературу, чтобы понимать, что