— Именем союза баронов я разрешаю тебе войти в этот дом. Только на эту ночь, — прошептал оборотень.

Вампирша улыбнулась и струйкой тумана просочилась в хижину. Гоззо и его жена Лота спали на полу возле очага. Колыбелька с закутанным в тряпки ребёнком стояла рядом. Вейма закрыла глаза…

Пахло отчаянием и болью. Болезнью. Трудом. Умирающей надеждой. Пахло нищетой.

Стучали сердца. Спокойно и размеренно, с уверенной силой. Вир. Бешено, часто и нервно. Она сама. Сонные, сглаженные удары, раздающиеся в унисон. Гоззо и Лота. Слабо, едва заметно… умирающий ребёнок.

— Сегодня, — шепнула Вейма чуть слышно. Вир обеспокоенно насторожил уши, но вампирша не стала ничего объяснять. Они двигались и дышали бесшумно, но в любой момент ребёнок заворочается и Лота, даже во сне напряжённая, сосредоточенная на своём малыше, откроет глаза. Нет. Этого не случится.

Вампирша прислушалась сильнее, ловя звук и запах струящейся по жилам крови… ребёнок… такой маленький… беззащитный… уже обречённый… нежная кожа… сладкая кровь… так просто избавить его от страданий…

Вир обеспокоенно повернулся к ней. Вампирша открыла глаза и в его взгляде увидела своё отражение. Бледная кожа, тёмные губы, в полумраке не различить цветов, но ясно, что красные как кровь… кровь, которую так просто испить… сладкая, сладкая кровь… источник силы и жизни… Белые клыки, готовые сделать осторожный, почти ласковый укус… или растерзать каждого, кто попытается помешать… тёмные глаза светятся голодом, силой и злобой…

— Ш-ш-ш… — выдохнула вампирша. — Не шевелись…

Усилие… когда это показывал учитель, оно казалось таким сложным!.. а теперь всё так же естественно, как дыхание…

Замри-замри-замри, дорогой друг, ты привёл меня сюда, ты ничего не изменишь уже, я там, где я должна быть, ты доверился вампиру, ты не слушал в детстве страшных сказок, так замри же, друг, не двигайся и не дыши, вампиры это порождение смерти, и смерть я принесла в эту ночь, одну лишь ночь, ты впустил меня сюда, ты доверился мне, ты вручил мне своё сердце, так смотри, что я могу, дорогой, просто смотри, ты не сможешь пошевелиться, не сейчас, не сегодня, когда меня опьяняет кровь…

Спи-спи-спи, Гоззо, ты ничего не изменишь, спи-спи-спи, ты доверился своему шателену, а он привёл смерть в твой дом, так спи, добрый Гоззо, наслаждайся сном, пока можешь, спи-спи-спи…

Спи-спи-спи, Лота, усни, ты устала, тебе надо поспать… Спи-спи-спи, забудь обо всём, твоего ребёнка ничего не спасёт, не думай об этом, расслабь сведённые напряжением члены, спи-спи-спи, забудься в объятиях мужа… Доверься ему, как он доверился шателену, спи, Лота, не шевелись этой ночью, забудь обо всём и спи, отдай мне свои тревоги, ведь я — та, которой ты боялась в детстве, я та, о которой ты пела песни своему ребёнку, Спи-спи-спи, Лота, я возьму твою боль, твои слабости мне известны, твои страхи мне понятны, твой первенец будет и моим… первым человеком, которого я погубила…

Спи-спи-спи, малыш, тебя не коснётся никакая беда, уйдёт боль и страх, спи, малыш, пусть тебе приснятся добрые сны…

Вампирша шагнула к колыбельке и вытащила ребёнка. Зачарованный, он не проснулся. Вейма склонилась над ним и осторожно поцеловала маленькие губки. Дыхание младенца стало едва слышимым даже для острого слуха вампира. Девушка перевела горящий взгляд на оборотня. Он стоял, парализованный, и неверие в его взгляде боролось с отчаянием и гневом.

— Я — смерть, — объявила вампирша низким и страшным, не своим голосом. — Я пришла за этим ребёнком, чтобы выпить его жизнь и душу. Но ты видишь меня… Рискнёшь ли ты его выкупить? Говори!

Что-то мелькнуло в глазах оборотня.

— Верни ему жизнь и я дам тебе всё, что пожелаешь.

— Когда бы я этого не попросила?

— Да.

— Быть посему, — торжественно провозгласила вампирша и снова коснулась губами маленьких губ. Ребёнок вздохнул и открыл глаза.

— Ш-ш-ш, — ласково прошептала девушка, неуклюже укачивая младенца. — Спи…

Спи-спи-спи, малыш, пусть приснятся тебе сладкие сны…

Спи-спи-спи, добрый Гоззо, ты не зря доверяешь своему шателену, он привёл в твой дом спасение, но ты никогда не узнаешь об этом…

Спи-спи-спи, Лота, спи в объятиях своего мужа, да не коснётся твоего сердца страх. Спи, сейчас ты можешь поспать, беда отступила и уже не вернётся, спи, Лота, ничего не бойся в мире, боль отступит, ты будешь сильной, страхи разгонит рассветный луч, твой первенец будет и моим… первым человеком, которого я исцелила…

Вейма закрыла глаза, покачнулась… Наваждение с оборотня спало. Ребёнок зашевелился во сне и Лота немедленно проснулась, сбрасывая наведённый сон, Вир еле успел выскочить за дверь, ухватив девушку за шиворот. Сердце мужчины отмерило три удара. Сердце девушки — девять.

— Заступник! — услышали они вопль. — Гоззо, проснись! Смотри! Наш ребёнок!..

— Умер?! — подскочил крестьянин.

— Нет! Он здоров!

— Ты устала… тебе показалось…

— Нет, смотри!

— Заступник! — вскричал Гоззо.

Судя по звукам, крестьяне повалились на колени.

Вир медленно повернулся к еле стоящей на ногах девушке.

— Не бей меня! — вскинула вампирша тонкие руки.

— Это твоё желание? — жёстко усмехнулся Вир.

Вейма замешкалась. Оборотень шагнул к ней и крепко обнял.

— Может, и стоило бы. Ты меня напугала.

— Так было нужно, — упрямо пробормотала девушка.

— Верю. И… Спасибо тебе. Гоззо… Он был моим другом.

Вейма уткнулась оборотню в плечо. Ноги её не держали. От недавнего состояния мутило, чудился запах крови и смерти. Силы не то чтобы закончились, казалось, их никогда даже и не было.

…после этого случая она три дня пролежала, неспособная даже поесть… но ребёнок Гоззо выжил.

Вейса спустилась в тринадцати шагах от дома священника, медленно возвращая себе человеческий облик. Оглянулась по сторонам. Принюхалась. Момент превращения — самый опасный, можно потерять нюх и бдительность. Но на сей раз повезло. Рядом никого не было и она решительно постучалась в дверь. Только бы Керт был на месте! Дверь открыла женщина. Увидев гостью, она испуганно вскрикнула и попятилась.

— Мир тебе, Эрма, — приветливо поздоровалась вампирша. — Мне нужен отец Керт. Где он?

— Он… — ещё глубже в дом попятилась женщина, — он ушёл в деревню… Там… ты знаешь… говорят…

Она стала закрывать дверь. Медленно, чтобы не оскорбить, но решительно, не желая иметь ничего общего с гостьей. Вейма вздохнула. Дверь закрылась.